Перечисление деталей моей одежды было настолько безупречным, что, восхищенный способностями Лусте, я забыл свое невольное возмущение насчет «глазок», «мягоньких волос», «девичьего рта» и, главное, насчет подбородка, который «не того». Чертов сын! Вот так зрительная память!
— Товарищ Лусте, вам бы у нас работать с таким талантом! Завидую, честно сознаюсь!
— Еще забыл: вам двадцать лет с небольшим, — сказал Лусте.
— А вот и нет! Неожиданная ошибка: мне уже исполнилось двадцать семь
— Э, гм! Не обессудьте, очень уж молоденьким выглядите!
— Ках-ках...
Эти кудахчущие звуки опять вырвались у Лапсиня. Негодяй явно давился от смеха.
— Отлично, — перешел я на деловой тон, — теперь поехали. Товарищ Лусте, включите счетчик и поезжайте на Дворцовую, номер двенадцать!
— Давайте!
По дороге я спросил:
— Припомните, действительно ли ваш блондин был в черных туфлях на микропорке? В какой момент вы это заметили?
— А когда он у вокзала расплачивался и отсчитывал мне мелочь. Несколько монет упало, я их поднял, тогда и увидел, какие у него туфли. Мне на это не требуется много времени, достаточно бросить взгляд, и сейчас же у меня будто фотоснимок остается в памяти. Все мелочи помню: черные туфли примерно сорок второго размера, поношенные, левая с трещиной сбоку. Давно не чищенные, стоптанные на бок, особенно левая. Толстая микропористая подошва, зашнурованы не крест-накрест, как обычно, а ряд за рядом, как шнуруют спортсмены...
— Спасибо, замечательно! Костюм светлый, вы сказали?
— Костюм? Пиджак я не видел, а брюки были довольно светлые, серые, в полоску, с отворотами, не узкие, не широкие, обыкновенные. — На углу Дворцовой улицы шофер сказал: — Вчера вечером я привез сюда женщину с ребенком. Когда они вышли, поехал вверх по Дворцовой.
— И сейчас поезжайте так же!
Машина свернула на Дворцовую улицу.
— Напрягите еще чуточку свою феноменальную память, припомните, каких людей вы вчера здесь видели?
— Начинало моросить, на улице было пусто, почти ни души... Вон у тех ворот стояли, разговаривали мужчина и женщина, ласково разговаривали, улыбались. Дальше до дома двенадцать никого...
— С какой скоростью ехали?
— Не больше сорока.
— Какие-нибудь шумы слышали?
— Как же, слышал три выстрела как раз в момент, когда остановился на углу Рижской и улицы Калею, пропуская две машины. Их слышала и моя пассажирка с ребенком. Потом они вышли. Вроде в парке стреляли, в той стороне...
Мы проезжали мимо дома, где жил Бредис.
— Когда находились в этом месте, никого не заметили?
— Нет!
— Калитка была закрыта или открыта?
— Ворота закрыты, калитка приоткрыта.
— А следующие ворота?
— Открыты. Находясь здесь, я увидал, что впереди, у угла нового дома, стоит человек, голосует. Поравнявшись с ним, я остановился, он сел рядом со мной. Наш разговор я уже передавал.
— Да. Хорошо. Когда вы описывали его лицо, не припомню, упоминали ли вы — лицо у него было свежевыбритое или заросшее?
— Кожа лица была совсем гладкая — верхняя губа, подбородок, щеки... Как у вас сейчас.
— Вы почувствовали какой-нибудь запах?
— Насчет этого, э... Я глазастый, это точно, но обонянием похвастаться не могу, запахи не очень-то различаю. Даже запах водки не почувствовал, хотя блондин сказал, что возвращается с выпивки. Правда, я курил, когда вез его...
— Сейчас вы не курите. Чувствуете какой-нибудь запах?
— Нет! Да и окно открыто. А какой запах-то, бензином, что ли, воняет?
— Нет! Одеколоном... Вчера тоже окошко было открыто?
— Конечно.
В прокуратуре я расплатился с шофером и записал все, что он мне сообщил. Прощаясь, я ему сказал:
— Всего хорошего! Подумайте все-таки, не сменить ли вам профессию! С такой блестящей памятью! Кстати, спасибо за мой портрет.
— Пожалуйста! Вам спасибо, что не обиделись.
— Какое там! Даже наоборот. — Тут я не был искренен на все сто процентов.
Дал ли мне что-нибудь разговор с шофером? И да, и нет. Кое-какие приметы подозрительного пассажира с тем немногим, что сообщил о нападавшем Бредис, не позволяли еще сделать вывод, что нападавший и блондин — одно и то же лицо. Как бы там ни было, блондина необходимо разыскать. В том, что убийца Зара и человек, напавший на Бредиса, если не являются одним и тем же лицом, то, во всяком случае, тесно связаны между собой, не могло быть сомнений.
После бессонной ночи чувствовал себя совершенно разбитым, и у меня не было даже надежды хоть немного отдохнуть.
Читать дальше