-- Ты всерьез думаешь на ней жениться? -- спросил старый.
-- Да ты что, Зуб! -- ответил молодой, хотя документы в загс уже были поданы. -- Покантуюсь немного и выкину...
-- Вот это по-нашему, -- с холодной радостью поприветствовал это решение старый. -- Вору в законе жениться западло. Не положено. Я кожей чувствую: ты нас, стариков, не подведешь. Что-то в тебе есть... Сядь!
Ему надоел стоящий перед ним человек. По весне, еще перед сходкой, хотел он короновать на вора в законе другого парня. Тот уже и "положенцем" был, а не просто "смотрящим". Да и ходок, то есть судимостей, -- четыре, а не три, как у Слона. Но наехала на него новая шпана, покрошила из стволов. Нет на них креста, нет. Чтоб раньше да на будущего вора в законе руку поднять! Да это примерно как при Брежневе кто-нибудь бы в члена Политбюро в упор шарахнул. И ведь, гады, не только "положенцев", а и воров в законе кладут. Сам недавно в газете прочел, что за год по два десятка убивают. И чаще всего, что, гад, обидно, сами себя. Сами себя.
-- Завтра по утряне улетаю я в Москву, -- в горле у старого першило, будто там без устали драили его изнутри наждаком. Он посмотрел на стакан с минералкой, но пить не стал. Вот если бы опять поднесли, то стал бы, а так... -- Оттуда сразу в Штаты. Завтра подгребет к тебе, Слон, один из моего "пристяжа", бумажки отдаст...
Молодой упрямо молчал, понимая, что именно ради этого приехал через весь холодный и вонючий город из центра в забытый Богом поселок "Двенадцатой-бис" чуть ли не самый старый российский вор в законе.
-- Не люблю бумажек, -- поморщил он белое, как бумага, лицо. -- Все зло -- от них... Короче, заберешь. Это -- мой общак. Соединишь со своим. И правь умно. Бабки не разбазаривай. Кому положено -- помоги. Нашим за забором подкинь, что попросят. Кого из-за "колючки" выкупить, там, в бумагах, тоже прописано... Я не успел...
Телевизор снизу орал о росте преступности в России и мешал сосредоточиться. Телевизор казался третьим человеком, который стоит рядом и втолковывает двум другим то, что и еще кто-то знает об их встрече, раз знает о росте преступности.
-- Она что: глухая? -- опять раздраженно посмотрел на дверь старый.
-- Нет. Скорее, привычка. Она с детства у железнодорожного вокзала жила. От окна до рельсов -- метров двадцать. Поезда грохотали, приходилось громко говорить, громко радио включать.
-- Говорят, ты "картинки" затираешь, -- недовольно пробурчал старый, все так же не отрывая взгляда от полоски электрического света из-под двери.
-- Лажа. Чистая лажа, -- вскочил молодой, дернул щекой со шрамом и резким движением рванул вверх, к локтю, рукава красного пиджака и белой рубашки.
На стол горошиной упала оторвавшаяся перламутровая пуговица, скользнула по его отполированной поверхности и скатилась на колени старому. Он нервно смахнул ее на пол, как таракана.
-- Смотри! -- поднес руку к пламени молодой.
На загорелой коже шатающиеся синие буквы образовывали слово "СЛОН"*.
-- Придется кой-кому языки подрезать, -- сказал старый таким неожиданно спокойным тоном, что и неясно было: шутка это или вправду угроза кому-то.
-- Ты меня, Зуб, знаешь, -- отдернул молодой руку от ожегшего ее пламени. -- Я с первой ходки ни чушкой, ни шнырем не был. Я с пацанов вверх поднимался и рога зоны всегда чтил. А когда борзым стал, не ты ли за меня муляву накатал? -- ткнул он маленьким пальчиком в шрам на щеке и этим напомнил старому, как тот когда-то ----------- *СЛОН( тюрем. аббревиатура) -- Стукач Любит Острый Нож. после страшной драки в колонии уже помогал ему как земляку. -- И я тебе по гроб обязан...
-- А чего твои людишки по моим владениям шастают? А?..
-- Шастают? -- сморщился молодой, но ничего так и не понял.
-- Да-да, шастают, как муравьи... Какой-то гастролер из твоего "пристяжа" на моем вещевом рынке орудовал. Курточников хотел пощипать. Он что: чокнутый или воровских законов не знает?
-- На вещевом? -- опять сморщился молодой и теперь наконец-то понял, о чем говорит Зуб. -- Извини, Зуб. По молодости он это. И по дурочке, -представил лицо телохранителя со свернутым носом и разбитой нижней губой и мысленно матюгнул его. -- И не наш он, не горняцкий. Из провинции я его припер. Боксер. Мастер спорта. Сукой буду, больше он на твоем рынке не появится, -- в запале произнес молодой и подумал, что теперь рынок Зуба -это его рынок, и весь этот разговор -- лажа чистой воды.
-- Хорошо. Скажу Хребтовскому, чтоб не волновался. А то он мне все на твоих жалуется.
-- Я сказал -- мертво. Ты ж меня знаешь, Зуб, -- чуть не вскочил опять молодой. -- Я...
Читать дальше