Антон Леонтьев - Профессия – первая леди

– Посидите пока здесь, – сказала она и повернула в двери ключ.

Дядя Браня потер в возбуждении руки:

– Ты видишь, Димитрий, мы напали на верный след! Они и не скрывают того, что промышляют убийствами! Они подделывают полотна д’Орнэ, на их совести убийство ювелира Кацнельсона, они прикончили и Татиану Шепель, и людей около картин! Их обуяла мания величия! Ради славы они готовы на все!

Я взглянул в окно – можно ли отсюда выбраться? Дядя Браня покачал головой:

– Подожди, впереди самое интересное.

– Но они хотят нас убить! – воскликнул я. Дядя Браня ответил:

– Не сомневаюсь, что хотят.

Дверь распахнулась, появилась старуха Весняна в сопровождении державшего поднос с бокалами Стефана. Она направила на нас пистолет, а Стефан подал два бокала, наполненные мутноватой жидкостью.

– Пейте! – заявила старуха.

– Что это? – спросил я.

Весняна рассмеялась:

– Не беспокойтесь, долго мучиться не будете!

– Мы знаем абсолютно все, – сказал дядя Браня. – Зачем вы убиваете владельцев картин? Ваш Стефан был умалишенным, и вы тоже свихнулись. Человеческая жизнь для вас ничего не значит!

Старуха, казалось, его и не слушала, она, как в трансе, продолжала:

– Стефан решил воссоздать цикл «Человеческие добродетели»…

– И при этом использовал в качестве объектов вдохновения ваших клиентов? – спросил дядя Браня. – Вот почему картины, якобы созданные в начале века, так похожи на некоторых из наших современников. Вы с самого начала жаждали крови! Вы планировали убийства заранее! О, я чувствую, что это так!

Стефан порывался что-то сказать, но старуха не дала сыну и слова вставить. Она завопила:

– Дались вам эти убийства! Какая разница, кто их совершил! Мой отец – самый гениальный художник за всю историю человечества! В его бедах виноваты Карпушинские, они беззастенчиво использовали талант Стефана, эксплуатировали его и свели в итоге с ума! Даже потом, когда мы вернулись в Герцословакию, папа уверял, что к нему является дух покойной Марии Карпушинской и ее сыночка Бобби! Вот истинные виновники трагедии! Перед самым началом войны отец создал седьмую картину из этого цикла, но она бесследно исчезла! Это самое великое из того, на что был способен художник! Он окончательно помутился рассудком…

– И вы тоже, – сказал дядя Браня.

Он протянул руку к подносу с бокалами и резким движением смел их на пол. Старуха расхохоталась:

– Не хотите по-хорошему? Уверяю вас, яд действует быстро. Вы заснете и больше никогда не проснетесь. Но раз так… Стефан, где моя сигарета?

Сын вытащил из кармана пиджака пачку сигарет и зажигалку.

– Вы всегда курите перед тем, как совершить убийство? – осведомился я.

Старуха брезгливо посмотрела на меня.

– У вас есть две минуты, – заявила она. – А затем… Затем я вас убью. Стефан слишком мягкотелый, не представляю, что он будет делать без меня…

– Без вас он не стал бы убивать и подделывать картины, – произнес дядя Браня. Старуха жадно затянулась, тонкая сигарета в ее руке задрожала.

– Что вы в этом понимаете! Так надо! Все, что мы совершили, сделало папу и его картины знаменитыми!

– Но нет никаких картин, – продолжал гнуть свое дядя Браня. – Наследия Стефана д’Орнэ не существует! И скоро об этом узнают все!

– Никто ничего не узнает! – просипела старуха.

Она закашлялась. Я понял, что настал мой смертный час. Весняна продолжала судорожно кашлять, сигарета выпала у нее из руки, и старуха осела на пол.

Стефан удивленно посмотрел на матушку: лицо Весняны посинело. Дядя Браня ринулся к ней, пытаясь завладеть пистолетом.

– Мамочка, что с тобой? – плаксиво произнес Стефан. Он выхватил пистолет из ее скрюченной руки и выстрелил в воздух. Я закричал, дядя Браня остановился.

– Ну, ты, помоги мне! – взвыл художник. – Моя мамочка, что с ней?

– Скорее всего, сердечный приступ или удар, – сказал дядя Браня. – Старушка переволновалась и не успела нас убить. Минздрав предупреждает – курение опасно для вашего здоровья! Господи, что это такое?

Взметнулся бордовый язык пламени. Сигарета, которая стала последней в жизни Весняны д’Орнэ, приземлилась на простыню, что закрывала одну из поддельных картин. Теперь простыня пылала.

– Удар? – произнес странным голосом Стефан. Он склонился над матерью. – Кажется, не дышит.

Художник подскочил. Комнатка начала заполняться дымом, огонь с простыни перекинулся на другие картины.

– Она умерла, – сказал он. – Как же я мечтал об этом! Она наконец-то умерла!