Антон Леонтьев - Вечер в городе соблазнов

– Чем обязана? – проронила хозяйка, рассматривая нас настороженно и с едва скрываемой неприязнью. – К сожалению, вынуждена заметить, что договоренности о встрече у нас не было, поэтому уделить вам более двух-трех минут не могу!

Я решила не тянуть быка за бока и заявила:

– Нам все известно! И о вашей племяннице, и о Староникольском союзе! А также о том, что произошло на самом деле в ту роковую ночь в августе семьдесят девятого!

Клавдия Иосифовна чуть нахмурилась, в ее глазах промелькнул страх. Ага, значит, она действительно что-то знает! Тогда нам непременно нужно получить от нее сведения!

Таечка решила поддержать меня:

– И если вы немедленно не расскажете все, что вам известно, то мы...

Как всегда, Таечке следовало бы держать рот на замке. Хозяйка тут же расслабилась и заметила со смешком:

– Так зачем же мне что-то вам рассказывать, если вам и так все известно, дамы? – Затем Клавдия Иосифовна уперлась в меня колючим взглядом. – Кстати, я ведь вас знаю. Вы – та самая топ-модель, которую разыскивают по обвинению в убийстве трех человек!

– Разыскивали, – парировала я. – Потому что олигарха Виктора Максюту, друга вашей племянницы Ларисы, убила не я, а киллер, который охотится в том числе и за Ухтомской.

В холл вышел невысокий мужчина крайне неприятной наружности – крысиное личико, все в морщинах, тонкие губы, острые желтые зубки, глубоко посаженные глазки за очками в никелированной оправе, тщательно уложенные гелем седые волосы. Тип, как мне показалось, внимал каждому нашему слову. Одет он был в мешковатые штаны и клетчатую рубашку. На кадыкастой шее колыхалась нелепая синяя с золотыми блестками бабочка.

– Валерий Афанасьевич, я же велела вам подождать меня в библиотеке! – повернулась к мужчине тетушка. И тот, прижав к тощей груди какой-то фолиант, заявил неприятным скрипучим голоском:

– Я хочу купить у вас издание Костромского о русских мифах, уважаемая Клавдия Иосифовна...

– Я же сказала, что оно не продается! – оборвала его Веревкина. – И вообще, Валерий Афанасьевич, если мне взбредет в голову что-то продавать, то я не стану обращаться к вам, все равно много вы не заплатите. Лучше сразу отвезти в Москву или обратиться за границу!

Мужчина нервно облизал губы, мелькнул длинный малиновый язык, и мне внезапно сделалось тошно. Крайне отталкивающий тип!

Повернувшись к нам, тетушка воскликнула:

– А вы, две шантажистки, идите к черту! Вас, кажется, вчера задержали с поличным в краеведческом музее, где вы что-то пытались украсть? Смотрите, может так выйти, что я сейчас позвоню в милицию и скажу, будто теперь вы пытались ограбить меня! Если вам все известно, то мне нечего вам сказать! Эй, Нина, проводи... И вы, Валерий Афанасьевич, тоже можете уйти, вам здесь делать нечего! Не забывайте, уважаемый историк, я плачу вам деньги для того, чтобы вы разбирали мой архив и присматривали за библиотекой, а продавать вам я ничего не собираюсь. В деньгах я не нуждаюсь!

Да, тетушка была под стать племяннице – такую не прошибешь даже водородной бомбой. И было бы глупо и наивно ожидать, что она вдруг расколется и начнет снабжать нас информацией. Пришлось покинуть особняк несолоно хлебавши. Я тут же выместила злость на Таечке, заявив:

– Нечего вякать, когда тебя не просят! Как же ты меня раздражаешь, Таисия! Убила бы тебя, честное слово!

– Дамы, подождите! – раздался неприятный наждачный голос, и мы обернулись.

К нам приближался тот самый субъект, которого мы только что видели в особняке мадам Веревкиной. Как же она его называла? Кажется, Валерий Афанасьевич...

Запыхавшийся мужчина, смерив нас взглядом, расплылся в странной улыбке и проронил:

– Вы ведете расследование, ведь так? Не отпирайтесь, я не последний человек в Староникольске, мне все известно из надежных источников. Да и по радио уже передали, что олигарха Максюту убил вроде бы какой-то одинокий мститель...

Снова мелькнул малиновый язык, и у меня закружилась голова. Да что ж такое! Соберись, Арина, в обморок будешь падать потом! Но от собеседника так несло дешевыми женскими духами и ядреными папиросами... Субъект протянул мне свою сухонькую, похожую на куриную лапку ручку, усеянную пигментным пятнами и родинками. Я отметила, что ногти у него в идеальном порядке – коротко подстрижены и, кажется, покрыты бесцветным лаком. А на безымянном пальце сверкал большой перстень… со свастикой. Он что, неофашист? Только бритоголовых нам не хватало!