Нил Гриффитс - Предательство в Неаполе

Медленно одеваюсь, двигаясь с осторожностью, потому что стоит только дернуться, как начинает кружиться голова. Так и кажется, будто у меня в мозгах полно крови и стоит мне шевельнуться, как она заполнит весь череп. Кровь стоит даже в глотке. Глотать трудно. Не знаю почему. Даже когда удается, тут же нападает приступ кашля, который приносит мерзкий привкус тошноты. Это еще хуже крови.

Когда я покидаю свою комнату, синьора Мальдини сидит за круглым столом и курит. Волосы у нее сбиты набекрень, но я вижу, что она встревожена. Синьора поднимает на меня глаза, рассматривает рану, которая уже промыта, очищена от спутанных волос и засохшей крови. Похоже на ожог: бело-розовая плоть сходит на нет вокруг неровного рубца, где кожа еще не срослась. На рубце образуется тонкая пленка коросты. Похоже на результат сильного столкновения на дороге, как если бы я со всей силы треснулся головой о руль машины.

Знаю, что нужно как-то объяснить все синьоре Мальдини. Однако единственное, что она сможет понять с моих слов, — это перечень имен: судья, его жена, убийцы, родственники убийц — в сопровождении языка жестов с идиотским описанием нападения. Я знаю, что я хочу сказать: если я не уйду, меня убьют.

Сажусь напротив старушки, беру сигарету. Первую за последние десять лет. Закуриваю, делаю затяжку. Меня тошнит, голова идет кругом, однако в то же время мне становится легче, боль притупляется.

Докуриваю сигарету и решаю позвонить Луизе. Алессандро, полагаю я, на работе. Никто не отвечает. Снова сажусь. Нервно барабаню зажигалкой синьоры Мальдини по столу. Мне нужно выйти на улицу. Нет сил сидеть здесь и ждать неизвестно чего. Предупреждение мне было дано. Никто и не подумает повторить его ради забавы. В данный момент я в безопасности, как никогда. Смотрю, есть ли у меня монетки, чтобы позвонить Луизе из телефона-автомата.

Оказавшись на залитой солнцем улице Санта-Мария-ла-Нуова, я вдруг понимаю, что у меня нет ни плана, ни цели: знаю только то, что сегодня отбываю восвояси. Быстро поднимаюсь по улице Санта-Чьяра до площади Беллини. Официанты и официантки выносят столики и стулья, сооружают плотные тенты. Хочется остановиться, съесть что-нибудь, но я продолжаю шагать. Направляюсь на Санта-Мария-ди-Константинополи. Надеюсь, что вот-вот объявится Джованна и убедится, что я не в состоянии ей помочь, однако я почти уверен, что она сама получила такое же предупреждение и, следовательно, понимает, что мы разбиты в пух и прах. Я должен уехать, она должна остаться.

Останавливаюсь у телефона, звоню Луизе. По-прежнему никто не отвечает. Начинаю беспокоиться. Где она может быть? Не случилось ли с ней чего? Может, достает обещанные деньги? Теперь это — бессмысленный риск. На билет домой у меня вполне хватит, лишних мне не нужно. С другой стороны, если она достанет денег, то, быть может, сумеет передать их Джованне. Быть может, хватит и на то, чтобы начать новую жизнь. Луиза может даже дать Джованне мой адрес, отправить ее ко мне. Оказывается, меня сильно занимает и тревожит судьба Джованны. Я оставляю ее одну, хотя и обещал помочь. От этой мысли появляется новый приступ тошноты. Пришлось встать и опереться о стену. Оставлять Джованну одну мне не хочется, но меня убьют, если я стану помогать ей. Жить она будет. Есть способы получше, при которых мы оба остаемся в живых. От этого мне становится легче: логика неопровержимая. Снова ищу телефон и звоню Луизе.

Трубку берет Алессандро:

— Pronto.

Я молчу.

Алессандро повторяет:

— Pronto.

В голове у меня стучит.

— Это Джим. Хочу попрощаться с Луизой. — Очень стараюсь говорить уверенно, четко, но дрожь в моем голосе красноречивее произносимых слов.

— Вы сегодня уезжаете? — холодно спрашивает Алессандро.

По-моему, я допустил ошибку. Алессандро не может отказать мне, зато теперь ему известно, что я уезжаю. Чем меньше ему известно, тем лучше. Волнение мое сразу улеглось, когда я услышал, как трубку на том конце провода положили на что-то твердое. А затем я услышал бесцветный голос Луизы:

— Прощай, Джим. Приятно было повидаться. Возвращайся домой целым и невредимым. Не забудь бросить прощальный взгляд на Караваджо, я знаю, как сильно ты его любишь.

Телефон умолк. Мозг мой лихорадочно расшифровывает ее послание. В Неаполе всего два Караваджо: один в Каподимонте, другой в ее личной часовне. «Жди меня там», — говорит Луиза. Она все еще считает, что должна передать мне деньги.

Наверное, я должен перезвонить и сказать ей, что в этом нет нужды? Но это будет означать, что больше мы не увидимся. Прикидываю, чем я рискую. Где был Алессандро, пока мы разговаривали? Ясно, он не собирался позволять нам прощаться наедине, в интимной обстановке. Стоял, должно быть, рядом с женой. Что, по его мнению, мы говорили друг другу? Алессандро слишком сообразителен, чтобы принять за чистую монету слова Луизы о моей любви к Караваджо. Не помню, известно ли ему о часовне. Может ли он выследить нас? Это ничто в сравнении с тем, как лупит пистолетом по башке Лоренцо Саварезе.