Патриция Хайсмит - Игра на выживание

Иносенса задержалась в гостиной, где Теодор в то время пил кофе.

— Сеньор, можно вам задать вопрос… это насчет сеньора Рамона… Вы же сами сказали, чтобы я не говорила с ним о сеньорите Лелии, — почтительно проговорила она.

Теодор вздохнул.

— Он все ещё не хочет верить в то, что в её смерти виновен не он, а кто-то другой, Иносенса. Но я не сомневаюсь, что он изменится. И уже очень скоро. Как только мы найдем того парня с кашне.

— Да-да, кашне, — радостно заулыбалась Иносенса.

— А также того, кому оно принадлежит, — добавил он, чувствуя, как его душу захлестывает отчаяние. И с чего это он решил, что кашне было найдено именно на месте преступления? А что если в том бумажном конверте не было ничего, кроме порнографических открыток? И вообще, возможно, этот парень никогда не переступал порога квартиры Лелии! Теодор отправился наверх с твердым намерением взяться за работу над обложкой для «Правдивой лжи». Он собирался дождаться возвращения Рамона, как бы поздно тот ни пришел, потому что не был уверен в том, что Рамон захватил с собой ключи от входной двери.

Поработав у себя в студии чуть меньше часа, Теодор решил принять ванну, а потом снова продолжить работу уже переодевшись в халат. Он принялся выкладывать из карманов костюма разные полезные мелочи, когда на глаза ему попалась его записная книжка. Раскрыв её на нужной странице, он подошел к телефону.

Эдуардо Паррал жил в пансионе. Трубку сняла горничная, и ему пришлось долго ждать, пока она ходила смотреть, дома ли он. В конце концов в трубке раздался звонкий голос молодого мужчины:

— Я слушаю.

— Алло, Эдуардо. Говорит Теодоро Шибельхут. Как поживаешь?

Эдуардо, похоже, обрадовался его звонку, спросил, как у него дела и не слышно ли новостей, имея в виду, разумеется, новости о ходе расследования.

— Ну, вообще-то, кое-что есть. Правда, пока ещё не понятно, удастся ли использовать ту информацию. В общем, я позвонил тебе в столь поздний час, чтобы предупредить, что следователь, капитан Саусас, возможно, завтра навестит тебя и задаст несколько вопросов. Эдуардо, надеюсь, это не доставит тебе больших неудобств.

— Ну о чем речь, дон Теодоро, вовсе нет! — дружеским тоном сказал Эдуардо. — Правда, завтра во второй половине дня меня не будет дома, но зато все утро я буду у себя.

— Хорошо. Думаю, будет лучше, если капитан Саусас сам расскажет тебе о цели своего визита.

— Да, конечно, — вежливо согласился Эдуардо.

Теодор в силой сжал телефонную трубку.

— Послушай, Эдуардо, а ты в последнее время ничего странного не замечал? Ну, там, необычные телефонные звонки или ещё что-нибудь в этом роде…

— Не-ет. — Он тихонько рассмеялся. — Если, конечно, не принимать во внимание сегодняшний день. Мне позвонил какой-то полоумный и поинтересовался, не терял ли я кашне. И так настойчиво спрашивал, я бы даже сказал, угрожающе. Своего имени он не назвал. Но посоветовал мне хорошенько подумать, потому что это мой последний шанс. Самый-самый последний! — Он снова рассмеялся.

— И в котором часу это было? — упавшим голосом спросил Теодор.

— Примерно часа два назад. В девятом часу, как раз во время ужина.

— А ты не помнишь, звонок был, случайно, не междугородний?

— Не-а. Звонили откуда-то из города. А что?

— Да нет, ничего… — Теодор вытер ладонью лоб, на котором выступила испарина. — Капитан тебе сам все завтра расскажет. Я же больше ничего тебе сказать не могу.

— Послушай, так что все-таки происходит? А?

Теодор замялся.

— А он что, предложил тебе купить кашне?

— Не-а. Просто спросил, не терял ли я его. Похоже, сам он в этом положительно не сомневался. Но я точно так же был уверен, что все мои три кашне лежат в ящике комода и пребывают там в целости и сохранности. В чем я позднее и убедился.

— Хорошо. Очень хорошо, — проговорил Теодор, испытывая огромное облегчение. — Все, Эдуардо, больше ничего сказать не могу. Позвони мне завтра, после того, как переговоришь с капитаном. Если, конечно, будет желание.

— Ладно, Тео. Ну а как работа? Ты сейчас над чем-нибудь работаешь?

— Да… есть тут кое-что. А ты?

— Да. Портреты, как обычно. А с июня займусь пейзажами.

Эдуардо был юношей серьезным, и даже можно сказать, педантичным. Если он брался писать портреты, то занимался ими в течение целого года. А после года пейзажей, возможно, наступит пора и года натюрмортов. Лелия иногда подшучивала над ним за подобный консерватизм, однако, она также уважала его талант. Положив трубку, Теодор снова взялся за работу, уходя в неё с головой, так что все посторонние мысли для него просто перестали существовать, а из-под его пера выходила зарисовка циничного типа с сигаретой в зубах, являющегося главным отрицательным персонажем книги и по совместительству воплощавшим реальность, фатализм и пессимизм.