Патриция Хайсмит - Игра на выживание

Теодор пытался вспомнить хоть что-нибудь примечательное из прежнего поведения Рамона, что могло бы объяснить его столь странное признание. Присутствие Саусаса начинало его раздражать. Он сидел рядом, невозмутимый, расчетливый профессионал, которого совершенно не волновали всякие там дурацкие «почему». Ему были нужны только факты. Теодор знал, что Рамон каждую неделю ходил в храм исповедоваться и относился к этому очень серьезно. Неужели и там, в исповедальне он придумывал себе грехи и каялся в проступках, которых не совершал.

— И что сделал Рамон, когда понял, что никто не верит его признанию?

— О! Он не был оригинален! Просто продолжал цепляться за свою бредовую историю. Он считает, что все мы ошибаемся насчет него. А ещё молился о спасении наших заблудших душ, стоя на коленях на полу своей камеры! — Саусас усмехнулся.

Теодор попытался мысленно представить себе это зрелище. Однако, единственное, о чем он мог думать в тот момент, так это о том, что полицейские и врачи ошиблись с выводами.

— Конечно, я не специалист и вообще, человек посторонний, но все же мне не понятно, как доктора могут так твердо уверены, что он лжет. А что если он, к примеру, был лично знаком с торговцем цветами и не хотел, чтобы тот запомнил, что он покупал в тот вечер у него сразу две дюжины гвоздик? Тогда бы он просто-напросто послал за цветами какого-нибудь мальчишку — и именно так он и поступил!

— Сеньор… все дело в том, как он врет. Почему бы ему самому не объяснить нам свой этот ход с цветами? Нет, сеньор, он так и смог придумать сколь-нибудь вразумительного объяснения, зачем ему понадобилось посылать за ними мальчишку. Он попросту не в состоянии свести воедино все эти нюансы. И как раз это-то нас и насторожило. Он постоянно путался в собственных показаниях, то говорил, что сам купил цветы, то начинал утверждать, что их покупал какой-то мальчишка. Короче, ясно было одно — никаких цветов он не покупал! К тому же, сеньор, не забывайте об открытке. Помните, как он отреагировал, когда мы показали её ему — с ходу обвинил кого-то из ваших американских знакомых, что, возможно, и не далеко от истины. Подождите, сеньор Шибельхут, выслушайте до конца. Вне всяких сомнений, Рамон не убийца. Один из наших психиатров долгое время работал в США, в Институте Джонса Хопкинса. А такой специалист попросту не может ошибаться. — Он замолчал, ожидая, что собеседник согласится с ним.

Но Теодор не спешил кивнуть в ответ.

— А могу я сам поговорить с этим доктором?

— Si. Если мне не изменяет память, то он пробудет в городе ещё пару дней, а затем вернется обратно в Гвадалахару. Его зовут Висенте Рохас. — Пошарив в бумажнике, Саусас вытащил из него добрую дюжин разных бумажек и карточек, и в конце концов продиктовал Теодору два номера телефона, а также название отеля, в котором Рохас остановился. — Полагаю, вы сможете разыскать его по одному из этих номеров, но только учтите, что он приехал сюда по делам, а потому у него практически нет свободного времени. — Саусас поднялся. — Что ж, мне пора. Большое спасибо за сотрудничества, сеньор. Мы… — Он замолчал и взглянул на вошедшую в комнату Иносенсу, а потом ещё улыбнулся и поблагодарил её, когда она подала ему плащ. — Adios, adios, — попрощался с ними Саусас, и Иносенса отправилась через двор, чтобы открыть перед ним ворота.

Теодор остался стоять посреди гостиной.

Вскоре в дом возвратилась сияющая Иносенса.

— Ну, сеньор, что я вам говорила? Я же с самого начала не верила в то, что Рамон виновен, не так ли?

— Так, так.

— Я так рада за него! — прощебетала она, счастливо улыбаясь. — Он просто был не в себе от горя!

Она радовалась, как ребенок, и, похоже, её ничуть не заботил вопрос о том, зачем Рамону понадобилось брать чужую вину на себя. В понимании Иносенсы вся эта история была не более, чем обыкновенной ошибкой полиции. И она на полном серьезе считала, что они — то есть, Рамон, Теодор и она сама — доказали свою правоту и победили.

Доктор Висенте Рохас доброжелательно глядел на Теодора сквозь круглые стекла очков в черной оправе.

— Мне вполне понятны ваши сомнения, сеньор Шибельхут. Вы, безусловно, заинтересованы в том, чтобы убийца был найден. Но поверьте мне на слово ручаюсь своей репутацией, что он этого не делал. — Он снова изучающе воззрился на Теодора, а затем как бы между делом насадил на вилку кусочек папайи. На вид ему было около тридцати лет, худощавый, темноволосый человек с узким лицом, самой примечательной чертой которого был большой нос.