Анна Снокстра - Единственная дочь

– Где, ты думаешь, она была все это время?

– Мое мнение? Сбежала с каким-нибудь мужиком, возможно, даже вышла за него замуж. Потом она ему надоела, и он ее бортанул. Предполагаю, он был богат. Кстати, она на всех смотрит свысока.

– Она говорит, что ее похитили.

– Знаю. Однако ведет себя иначе, разве нет?

– Да уж.

– К тому же она в достаточно хорошей форме. Если ее похитили, то похититель неплохо к ней относился. Это все, что я хочу сказать. А ты что думаешь?

– Честно говоря, мне плевать, – отвечает Томпсон. – Но думаю, нам выразят благодарность.

– Я не знаю. Разве она не должна быть в больнице? Мог ли придурок просто отпустить ее, когда она щелкнула пальцами?

– А что там по протоколу? Что нужно делать, когда дети пропадают, а когда возвращаются?

– Хрен его знает. Наверное, у меня в тот день было похмелье.

Они смеются, затем в машине снова наступает молчание.

– Знаешь, я весь день голову ломала, кого она мне напоминает, – неожиданно говорит женщина. – Меня только что осенило. У нас в старших классах была одна девчонка, она сказала всем, что у нее рак мозга, и неделю не ходила в школу якобы из-за операции. Несколько учеников начали собирать для нее деньги. Мне кажется, мы все думали, что она умрет. В понедельник она вернулась целая и невредимая и на несколько часов стала самой популярной девочкой в школе. Потом кто-то заметил, что у нее совсем не сбриты волосы, ни на дюйм. Вся история оказалась полной чушью от начала и до конца.

Та девчонка смотрела на нас, прямо как наша маленькая принцесса, когда мы только встретились с ней. То, как она разглядывает тебя, изучает с холодным блеском в глазах, словно ее мозг работает на миллион оборотов в минуту, выбирая лучший способ трахнуться с тобой.

Через какое-то время я перестаю прислушиваться к их разговору. Я вспоминаю, что мне придется говорить со следователем, когда я доберусь до Канберры, но сейчас у меня слишком кружится голова, чтобы планировать свои ответы. Машина съежает с главной дороги.

Я просыпаюсь от резкого торможения, в салоне зажигается свет, когда женщина-полицейский открывает свою дверь.

– Просыпайся, юная леди, – говорит она.

Я пытаюсь сесть, но мои мышцы словно сделаны из желе.

Раздается незнакомый голос.

– Вы, должно быть, констебли Сирс и Томпсон. Я старший инспектор Андополис. Спасибо, что согласились поработать сверхурочно и привезли ее сюда.

– Не беспокойтесь, сэр.

– Нам лучше начать. Я знаю, что ее мать вне себя от счастья, но у меня к девушке много вопросов.

Я слышу, как он открывает дверь с моей стороны.

– Ребекка, ты не представляешь, как мы рады видеть тебя, – говорит он. Затем садится на корточки передо мной. – Ты в порядке?

Я пытаюсь взглянуть на него, но его лицо расплывается.

– Да, я в порядке, – бормочу я.

– Почему она такая бледная? – резко спрашивает он. – Что случилось?

– С ней все хорошо. Ее просто укачивает в машине, – отвечает женщина-полицейский.

– Звоните в скорую! – рявкает на нее Андополис, протягивая руку и расстегивая мой ремень безопасности. – Ребекка? Ты меня слышишь? Что произошло?

– Я поранила руку во время побега, – слышу я свой собственный голос. – Все в порядке, только немного болит.

Он отводит в сторону полу куртки. Повсюду, до самой ключицы, засохшая кровь. При виде этого мне становится еще хуже.

– Да вы недоумки! Хреновы идиоты! – Сейчас его голос звучит уже издалека. Я не вижу реакции копов, их побледневшие лица. Но могу себе представить.

Я улыбаюсь и постепенно теряю сознание.

Несколько месяцев назад Бек решила жить так, как будто за ней наблюдают. На случай, если за углом прячется киносъемочная группа или ее зеркало двустороннее. Это означало всегда прикрывать рот рукой, когда зеваешь, и не давить прыщи на носу в туалете. Она хотела всегда выглядеть так, как должна выглядеть счастливая симпатичная шестнадцатилетняя девушка.

Но это покалывание в затылке было другим. Ей казалось, что кто-то на самом деле следит за ней. Ощущение преследовало ее уже несколько дней, но каждый раз, когда она оборачивалась, за спиной никого не оказывалось. Возможно, она просто сходит с ума.

Ужасно, если твои самые жуткие опасения оправдаются и все вокруг будут считать тебя сумасшедшей. Их сосед, Макс, раньше кричал по ночам. Ее мама говорила, что он просто ругается с кем-то по телефону, но она подсмотрела через занавески, когда однажды он разбудил ее в четыре утра, как Макс кричал просто в темноту, где никого не было. Несколько недель спустя он швырнул камень в их кухонное окно. В ту ночь отец куда-то позвонил, и Макса забрали. Когда он вернулся, больше уже не кричал. Он просто сидел на крыльце, уставившись перед собой, и постепенно толстел.