Патриция Хайсмит - Нисхождение

— По-прежнему много работаете, m'sieur? — спросил Мокта, когда они оказались на ровной песчаной площадке возле конторы.

Ингхэм не ответил, потому что в следующий момент заметил Ину, приближавшуюся со стороны бунгало НОЖа, в коротком платье с пояском и в сандалиях. Ина глянула на его машину, посмотрела по сторонам и увидела его. Ингхэм помахал ей рукой.

— Это ваша американская подруга? — спросил Мокта. — Au revoir, m'sieur! — И он нырнул в дверь кухни.

Ингхэм направился навстречу Ине.

— Навещала Фрэнсиса?

— Он пригласил меня на завтрак, — улыбнулась Ина. — Ты где-то гулял?

— Да нет, просто заходил узнать, нет ли для меня почты, которую еще не переслали. Потом собирался зайти к тебе — или оставить записку. — Он стоял теперь рядом с ней, достаточно близко, чтобы заметить несколько новых веснушек, появившихся на ее лице с тех пор, как она приехала сюда. И тем не менее он ощущал дистанцию, возникшую между ними со вчерашнего вечера. Ее лицо выражало вежливую любезность, словно она смотрела на незнакомца. Ингхэм почувствовал себя несчастным.

— А этот парень… это твой арабский друг, да? — спросила Ина. — Это тот самый, который помог занести мой багаж, когда я приехала?

— Да, это Мокта. Я знаком с ним ближе всех. Мне бы очень хотелось поговорить с тобой. Мы можем подняться к тебе в номер?

— В чем дело, дорогой? У тебя синие круги под глазами. — Она повернулась к его машине.

— Поздно читал.

В машине они не проронили ни слова. До главного здания было совсем близко.

— Как там Фрэнсис? — остановив машину, спросил Ингхэм. — Все кипит энергией? — Ему вдруг стало интересно, не показал ли НОЖ ей свой чемодан и не заставил ли поклясться, что она не расскажет об этом никому, даже ему. Вот было бы забавно.

— Энергия бьет у него через край, — улыбнулась Ина. — Мне бы хотелось разгадать его секрет.

Сплошные фантазии, подумал Ингхэм. И иллюзии. Он последовал за Иной в отель. Для нее было письмо.

— От Джои, — сообщила Ина.

Оказавшись в номере, она сказала:

— Извини, мне надо переодеться. — И исчезла в ванной, прихватив шорты и рубашку.

Ингхэм стоял возле закрытых ставней балкона, раздумывая, с чего ему начать. Однако он никогда не умел решить это заранее.

Вернулась Ина в шортах и голубой рубашке навыпуск. Она взяла сигарету.

— О чем ты хотел поговорить со мной?

— О том, что случилось тогда, ночью. Я никогда не рассказывал тебе всего до конца. Я увидел, как кто-то входит в дверь. Тогда я запустил в него своей пишущей машинкой и попал в голову. Было очень темно. Я не уверен, что это был Абдулла, — но мне так кажется.

— А потом?

— Потом… я захлопнул дверь и запер ее на ключ. Она была незапертой, потому что я забыл сделать это на ночь. Я притаился, выжидая, нет ли с ним кого-то еще. Но я услышал лишь, как пришли ребята из отеля и унесли что-то с моей террасы. — Ингхэм вышел в ванную и хлебнул холодной воды из-под крана. У него внезапно пересохло в горле.

— Так ты считаешь, что он был мертв?

— Этого я тоже не знаю. Веришь или нет, но здешние парни как воды в рот набрали. Я только что расспрашивал Мокту, предлагал ему десять динаров, чтобы он сказал, мертв тот человек или нет. Но Мокта твердит, что сам ничего не видел, а ребята ему ничего не говорили.

— Очень странно.

— Ничего странного. Он не хочет признавать, что той ночью здесь кто-то был. — Ингхэм вздохнул глубоко, утомленный разговором. — Они не желают разглашать ничего, что касается воровства. Здесь, в Тунисе, я имею в виду. А что до этого старого араба, сказать по правде, если он даже и убит, то до этого никому нет дела. Понимаешь, Ина, я ничего не знаю наверняка. Знаю только, что удар был очень сильным. От него прогнулась рама машинки.

Ина ничего не сказала. Ее лицо слегка побледнело.

— Полиция этого не касалась… И вот еще что: мне хотелось бы попросить тебя об одолжении, дорогая. — Он приблизился к ней. — Не рассказывай ничего НОЖу, ладно? Это не его дело, и он сует в него свой нос только потому, что подозревает нечто подобное. Он все время твердит, что это камнем лежит на моей совести, что я должен заявить в полицию или что-то в этом роде, в то время как моя совесть совершенно спокойна.

— А ты уверен? Похоже, ты воспринимаешь все слишком серьезно.

Ингхэм засунул руки в карманы брюк.

— Я мог бы воспринимать это серьезно — если бы и вправду убил его. Но это не то же самое, чтобы мучиться угрызениями совести. Этот араб прокрался ко мне в бунгало, возможно не в первый раз. И я имел полное право швырнуть чем угодно в кого угодно, кто вторгся ко мне ночью, явно не с благими намерениями. Это не был постоялец отеля, который по ошибке зашел не в свое бунгало.