Аркадий Карасик - Дочь банкира

- Спасибо, - прошептал Родимцев.

- Можешь говорить в полный голос. Мать спит крепко - ничего не услышит. А если и услышит - я здесь такая же хозяйка, как и она. У неё своя комната, у меня - своя... Пойдем, покажу.

Стараясь, на всякий случай, не грохотать разношенными шлепанцами, гость послушно заглянул в дальнюю комнату.

- Пока ты будешь знакомиться с моим будуаром, я переоденусь.

Будуар? Ничего особенного, обычное ухоженное гнездышко: торшер с багрово красным абажуром, богато инструктированная блестящими украшениями стенка, разложенный, покрытый новым пледом, диван, огромный фикус в углу, два глубоких кресла, японский телевизор, видак, магнитофон. Уйма книг и видеокассет.

Короче, все, что нужно для нормальной жизни современного человека.

- Ну, как тебе, нравится?

Родимцев представил себя на мягком диване в обнимку с полуголой хозяйкой и загорелся. Решительно обнял девушку за талию, другой рукой сжал под халатиком небольшую, но тугую грудь. Невежливо подтолкнул к дивану. Хватит, дескать, трепаться, пора заняться настоящим делом.

- Слишком ты скорый, парень, - насмешливо прошептала Симка, отводя дерзкие руки. - Едва успел познакомиться и сразу нацелился завалить. Так мы не договаривались. Попьем чайку, поговорим, а после - посмотрю на твое поведение. Я тебе не глупая квочка, принимающая любого петуха.

Родимцев отступил. Не потому, что испугался, нет! Просто знал, что насильный секс - секс почти без наслаждения, обычное соитие. И потом участившееся дыхание Симы показало, что грубая мужская ласка не оставила её равнодушной. Торопиться - не только глупо, но и опасно.

- Время - два часа ночи, - поглядела девушка на изящные наручные часики, когда они уселись за кухонный стол. - Добрые люди давно спят, а мы собираемся чаевничать... Ладно, будем считать себя... недобрыми... Коленька, расскажи: за что тебя упекли за решетку? Тыркин говорил: ты с боссом какую-то телку оприходовали без её согласия... Да? Если действительно так - глупо. Насиловать в наше время - хлопотно и немодно, бабы сами ложатся...

Делая вид, что он с наслаждением прихлебывает крепкий чай, Родимцев про себя удивлялся выражениям, вылетающим из пухлогубого ротика. Девушка безбоязненно касается самых опасных тем, которых даже близкие люди стараются избегать. Ну, что ж, это - лишнее доказательство её доступности.

- Я не насиловал - просто любопытствовал, как это делается. Проститутку подмял мой босс. Он сейчас все ещё парится на зоне.

- Ну, и как тебе показалось? - Симка насмешливо раздвигнула пухлые губешки, розовый язычок плотоядно облизал их. - Понравилось?

- Могу показать!

Николай наклонился, запустил руку под халат. Впился жадным поцелуем в пахнущую духами белоснежную шейку. Сейчас девица обмякнет, останется только перенести её на диван.

- Снова торопишься? - отстранилась Сима. Ни следа волнения или возмущения, ровный, с оттенком тонкой насмешки голос. - Сначала прими ванну, побрейся. А я постелю, - откровенно зевнула она. - Ужас, как спать хочется!...

Спать им, конечно, не пришлось. В постели девушка сполна показала свой, как выразился Тыркин, норов. Куда девалась насмешливость, внешнее хладнокровие! Изощренные ласки, поцелуи-укусы, впившиеся в спину острые, звериные коготки, поощрительные выкрики - все это обрушилось на парня, будто лава из кратера проснувшегося вулкана.

В пять утра Родимцев изнемог, а Симка, похоже, полна сил.

- Погоди, - высвободился он из её об"ятий. - Позвоню матери.

- Зачем будить? - удивилась девушка, пытаясь снова окольцевать парня. - Пусть спит...

- Мать? - удивился Николай. - Да она глазом не сомкнет, пока не убедится, что у меня все в порядке... Нет, обязательно надо позвонить.

- Ладно, звони.

Симка высвободила из-под одеяла голую руку и округлую нагую грудь, передала Родимцеву трубку радиотелефона. Тот принялся набирать знакомый номер, а она по садистки ласкала его тело, губами возбуждая соски, умело тиская живот. Опытная, лярва, про себя ругался парень, сбиваясь и снова начиная нажимать клавиши, не одного хмыря через себя пропустила, научилась.

Впервые за непутевый отрезок своей жизни он ощутил тошнотворное чувство ревности.

- Мама? Почему не спишь?

- Коленька? - измученный, переполненный слезами материнский голос не тронул сына. Не потому, что он - жестокосердечный садист, просто в этот момент рука девушки перебралась с живота ниже и сладостный туман наполз на сознание, выметая оттуда все другие чувства. - Где ты? Что с тобой, милый мальчик.