Аркадий Карасик: Игра на выживание

— Пора выходить на сцену, красавица. Репетиции закончены, дорогая. Не могу такие деньги платить за безделье. Понимаешь, милая, не могу…

Прежняя доброжелательность исчезла. Теперь голос Руслана напоминал скрежет напильника по железу. Он не говорил — выплевывал в собеседницу вязкие сгустки фраз.

— Правду говорю, Столяр, или придуряюсь? Скажи, пожалуйста, не обижай…

Третий за столом — солидный мужчина с брюшком и двойным подбородком — утвердительно кивнул. Самая правдивая правда, босс.

Видишь, Столяр тоже так думает…

Клавдия Сергеевна понимала, что запуталась.

Период вежливости и заботы миновал. Теперь придется отрабатывать прежние милости чертова хозяина.

— Что ты имеешь в виду под выходом на сцену? — попыталась она спасти остатки ущемленного достоинства приличной женщины. — Я и без того выполняю все твои просьбы.

Скуластое лицо Руслана заострилось. Желваки на скулах забегали, словно шары на бильярдном столе. Глаза еще больше прищурились, превратились в щелки.

— Говоришь неправильно, красавица. Не просьбы — приказы! — безжалостно оборвал он невнятное бормотание собеседницы. — Я скажу, с кем тебе сойтись, с кем переспать, что узнать… Понимаешь, узнать! Это Дмитрий тебя просил… Дурак он все же, твой Матвеев!… Я, понимаешь, совсем другой человек, шутить со мной опасно. Ох, до чего же опасно, милая красавица! Ты даже представить себе не можешь… Вот Столяр знает… Знаешь, кунак, а?

Очередной кивок. Знаю, мол. Неужели Руслан за какую-нибудь провинность вырезал у него язык?

Они сидели в квартире Руслана. В роскошной квартире, густо застеленной коврами, заставленной стильной мебелью. Телевизоры — повсюду, даже в прихожей. По стенкам — впритык одна к другой — картины в золоченых рамах. На полу, на серванте, в горке, в шкафах, на столах, тумбочках — хрусталь. Вазы, бокалы, рюмки, кувшины… Белые, цветные, окантованные золотом, серебром…

Впечатление — будто попал в антикварный магазин. Но гостей — гостей ли? — Руслан принимал не в парадных комнатах — на кухне. Будто подчеркивал незавидное их положение. Примешь таких в гостиной — возомнят себя ровней хозяину. Лучше не баловать. Пусть знают свое место в нынешней жизни. Как сторожевые псы — конуру.

У Руслана все имеет свою подоплеку, ничего зря не делается. Даже присутствие при разговоре советника и друга босса — лишнее напоминание: шутить с ней не намерены.

Клавдия Сергеевна пила кофе. Руслан — излюбленный зеленый чай. Изредка с показным удовольствием проглатывал рюмку коньяка, жмурился, заедал долькой лимона. Гостям выпить не предлагал. Столяр вообще ничего не пил — сосал сигареты.

— Дмитрий тоже не шутил, — попыталась защитить прежнего «хозяина» Клавдия Сергеевна. — Когда понадобилось, отправил на тот свет Фифочку. Не колебался. Подобная решимость дана не каждому мужику…

Вот тебе! Получай, проклятый, оплеуху. Не каждому дано — значит, не тебе. Замочить человека — не издеваться над беззащитной женщиной!

— Фу! — презрительно выдохнул Руслан. -

Отправил, говоришь? А чего, скажи, достиг этим, а? Я бы из этой ссучившейся стервы все выдавил, она бы мне все выложила перед смертью… Понимаешь, все выложила? Замочить — легкое дело. Послал пульку, кольнул ножиком, накинул петельку — все дела. А вот расколоть, выпотрошить — потрудиться нужно… Я со своими парнями так обработал бы ту же вашу Фифочку — все стало бы ясным. С кем в сговоре, кому из ментов заложила, какие задания выполняла… А Дмитрий — раз, и все! Вот за это самое он и парится на зоне… Понимаешь?

Клавдия Сергеевна все понимала. В страшную компанию она попала, будто в паутину к пауку-кровососу. На каждом шагу — пытки, смерть. И не сбежать, не укрыться — всюду достанут. По сравнению с Русланом Дмитрий — вежливый, культурный человек, одно слово — интеллигент. А этот — зверь, упившийся крормо.

— Что же мне делать?

Вопрос прозвучал подавленно, безысходно. Будто она сдастся, складывает к ногам Руслана женское достоинство, взращенное годами самолюбие.

Руслан понял. Порадовался, конечно, очередной своей победе. Отставил недопитый чай, оперся на стол локтями. Не застегнутые рукава рубашки опустились, открыв поросшие звериной шерстью мускулистые руки. Настало время говорить откровенно, без скидок на душевное состояние подручной, ее женское естество. Прямо в лоб.

— Совета просит у меня, Столяр, понимаешь, совета! — ликовал он. — Как думаешь, что мне сказать красавице, что присоветовать?