Аркадий Карасик - Запоздавшее возмездие или Русская сага

-- Придется немного потерпеть... Бинт присох, будем потихоньку отмачивать... Ежели - невмоготу, скажите, передохнем.

-- Делайте свое дело, старшина, не обращайте на меня внимания выдержу. Не со слабосильным интеллигентом говорите - с фронтовиком.

-- Боль она всегда одинакова - и у интеллигентов, и у вояк, - не скрывая улыбки, проговорила фельдшерица. - Правда, переносят ее по разному: одни орут в полный голос, другие молчат, но до крови кусают губы. За время службы я на всяких навидалась: и на сильных, и на слабых.

Не прекращая говорить, она осторожно разбинтовывала тугую госпитальную повязку. В ожидании боли Романов напрягся, стиснул зубы. Ничего не произошло - ловкие женские пальчики почти безболезненно освободили рану, принялись ощупывать ее края.

-- Главное - нет воспаления... Отлично, очень хорошо... Кровь засохла - тоже неплохо... Неделю тому назад мне довелось перевязывать рану у сержанта из второй роты. Здоровенный парняга, а плакал, мамочку звал. А вы терпеливый..

Закончив перевязку, фельдшерица присела рядом с побледневшим ротным.

Не глядя на одевающегося командира, принялась неторопливо собирать в сумку лекарства и инструменты.

-- Удалось выпросить в полку медикаменты? - равнодушно

поинтересовался Романов, с трудом справившись с тесными галифе и

кирзачами. - Или зря с"ездили?

Длинные ресницы недоуменно поднялись, голубые глаза брызнули солнечными лучами. В них - и насмешливый вызов, и задумчивое недоумение.

-- Почему зря? Обезболевающего выпросила, кое-что из перевязочных средств... Спасибо мужу - помог.

Короткое словечко "муж" произнесено с наивной гордостью и вызовом. Дескать, наверняка, вам наговорили нелепости типа походно-полевой жены, состоящей при комбате в качестве временной любовницы. Так вот, она вовсе не любовница и не командирская подстилка - самая, что ни на есть, законная супруга!

-- Мужу?

-- Удивляетесь? - смущенно потупилась фельдшерица. - А чему удивляться-то? Да, комбат, или, как его прозвали недоумки, вечный комбат, доводится мне мужем. Что из этого? Правда, мы с ним незарегистрированы и невенчаны, но разве в этом заключается прочность брака?

Все же "ппж", подумал Романов, но это прозвище потеряло для него режущую до крови остроту, сделалось более чистым, почти стерильным. Может быть, потому, что женщина ничего не скрывала и ничего не стыдилась.

По всем человеческим законам нужно бы прекратить бесстыдные распросы, перестать травмировать фельдшерицу, но в Николая будто черт вселился.

-- Как же на ваши отношения с капитаном смотрят окружающие?

Очередной дурацкий вопрос! Если вдуматься, какое дело любящим друг друга "супругам" до осуждающих взглядов и многозначительных перешептываний? Ежели верить откровениям Клавдии, они с Видовым не скрывают своей связи, считают ее не мимолетной прихотью, а союзом на всю жизнь.

Приблизительно так она и ответила. После недолгого молчания снова принялась откровенничать.

-- Мы с Семочкой и Прошкой в одной школе учились, на одной деревенской улице жили. Хорошие они ребятишки, чистые, - неожиданно рассмеялвась. Ухаживали за мной, соперничали, а когда я выбрала Семку, Прошка не ушел... Вот так!

Несмотря на скучную тривиальность ситуации - сентиментальная

школьная любвишка выросла до настоящей любви - невзирая на несложившийся

любовный треугольник. Романов с неслабеющим вниманием слушал исповедь

женщины. Такое не в каждом романе прочитаешь, не в каждом кинофильме

увидишь.

-- Через несколько месяцев уеду к маме... Рожать... Нет, не подумайте чего, не боюсь - с удовольствием разрешилась бы в дивизионном госпитале муж запретил даже думать... Страсть как не хочется оставлять Семенку одного. Слишком он азартный - всегда впереди всех. Далеко ли до беды?

Снова - странная, если не сказать большего, откровенность! Ведь женщина впервые видит старшего лейтенанта и вдруг выложила все. И о "замужестве", и о беременности, и о своих страхах за жизнь супруга. Без малейшего намека на смущение. Одно из двух: либо стерильно чистая натура, либо талантливая артистка.

-- Заболталась я, - поднялась Клавдия. - Семка ожидает, волнуется. Надо бежать... Рана не болит?

-- В норме, - недовольно проскрипел ротный. Ему не хотелось, чтобы фельдшерица уходила. - Спасибо.

Клавдия будто подслушала желание раненного, отложила уже надетую на плечо санитарную сумку, присела. Помолчали. Говорить не о чем, все уже сказано. Ротный задумчиво смотрел на огонек керосиновой лампы, Клавдия разглаживала подол форменной юбки. Недавнее интересное общение переросло в тягостное чувство, когда и расставаться не хочется и дальнейшая беседа никак не склеивается.