Леонид Словин - Время дождей

В апреле лучшие работы Тордоксы, в том числе «Апостол Петр», «Сказание о Георгии и змие», экспонировались на большой весенней выставке в музее Андрея Рублева, а в мае готовились отбыть за рубеж. Заканчивая дело Спрута, Ненюков и Гонта всего раз смогли вырваться с Огарева в бывший Спасо-Андроников монастырь. Их приход совпал с коллективным посещением выставки сотрудниками Московского управления воздушной милиции.

Как всегда на весенних вернисажах, толпилось много людей. Со стен смотрели на посетителей старые новгородские иконы — крупные головы с резкими чертами лица и большими черными глазами; более тонкие, изящные, на желто-коричневом фоне — московские; строгановские лики — еще более светлые, с легкими белыми тенями «оживками» и румянцем. На прежнем месте, в центре зала на втором этаже, «Апостол Петр» принимал большую группу экскурсантов. Гонте и Ненюкову «Апостол» мог уделить несколько минут, да и то издалека.

Икона Тордоксы не стала вещественным доказательством многотомного уголовного дела по обвинению Федора — Теодора Джуги, Филателиста и других, поскольку подлинный «Апостол Петр» никогда не был украден, и поэтому инспектор уголовного розыска, участвовавший в операции под именем Кремера, ни разу не был упомянут ни на одной из его страниц. В случившемся бывший администратор винил Романа: накануне кражи тот неосторожно интересовался у Поздновой «Азбукой» Бурцева, а потом неумно подбросил ее, боясь разоблачения.

Отвечая на вопросы Ненюкова, а потом следователя прокуратуры, почему он, Джуга оказался на автобусной станции с портфелем, в котором находилась крупная сумма денег, икона, похищенная у профессора, и украденное на выставке полотно голландского мастера, обвиняемый объяснил, что шел по делам и был случайно опознан Бржзовски: он не хотел впутываться еще в один эпизод обвинения. Эта ложь Джуги не была единственной, но ни Ненюков, ни следователь прокуратуры не настаивали на истине. Приход на автостанцию не вменялся в вину, не влиял на квалификацию совершенных преступлений и будущую меру наказания. Кроме того, уголовно-процессуальный кодекс, как известно, освобождает обвиняемого от обязанностей быть щепетильным до мелочей в выборе средств защиты. Это правило и великодушно и гуманно.

Обо всем этом думал Ненюков, всматриваясь в крестьянский широкий лоб, глубокие с прищуром глаза «Апостола».

Выставка имела успех. Подготовленная вступлением специалиста, знакомила с этическими идеалами прошлого, произведениями, говорившими на своеобразном языке древнего искусства. «Апостол Петр» был в центре внимания, и, несмотря на то что в руках он держал обычные атрибуты — золотой ключ и свернутый в трубочку свиток, пожалуй, никто не сомневался в том, что изображенный на иконе человек ходил за плугом, рубил избы, ставил верши и курмы далеко от Генисаретского озера.

Место Кремера в автобусе было позади, боковое, под табличкой «общественный контролер». В пути ему не пришлось ни с кем разговаривать.

Коллега Ненюкова и Гонты, он с самого начала был выделен для свободного поиска похищенных шедевров. В поле его зрения находились собиратели старины: им могли предложить икону или картину из коллекции профессора. Когда Ненюков заинтересовался Торженгой, его первым направили к Смердову — он первым прибыл на место преступления…

Работники выставки оборачивались, выражая Кремеру сочувствие в связи с его вынужденным одиночеством. Несколько раз инспектор ловил на себе растерянный взгляд Шкляра, в нем читались радость избавления и тревога. В Мукачеве художника ждала Вероника: им обоим предстояло нелегкое объяснение с сотрудником областного управления внутренних дел.

Кремер был благодарен людям, с которыми сдружился за эти шесть дней. Их знакомство заканчивалось здесь, в автобусе.

…Сейчас, после задержания Джуги, инспектор мог подвести первые итоги: что-то ему действительно удалось. Он узнал о существовании писем Сенникова в квартире, на фабрике зонтов, о лотерейном билете Вероники; именно он не дал провалить операцию на Ярославском вокзале и нашел способ для использования ее против Спрута.

В заключительной стадии под маской «прилипалы», идущего по следам более решительных и энергичных жуликов, он вытянул Спрута к тайнику, а затем с похищенной иконой и «Оплакиванием» — на автостанцию.