Снова наступило молчание, поскольку ни один из присутствовавших не мог вообразить, что скажут русские.
- А скажут они вот что. Не было никакой кражи, это, мол, просто с нашей стороны маневр, чтобы передать атомное оружие в чьи-то руки, а уж чьи именно - это они сами придумают, у них не заржавеет. Можете не сомневаться раструбят новость на весь мир. - Президент передохнул и продолжал снова, так же громко: - А уж чего и вовсе не избежать, так это истерики Израиля. Вот подарочек!
- С прессой я улажу, - заторопился министр.
- И немедленно - прямо сейчас этим займитесь.
- Я бы хотел, чтобы расследование поручили нам, господин президент, сказал Вавр мягко. - Контрразведка умеет хранить секреты.
- Тем, кто принимал участие в рейсе, лучше всего сказать, что украденное оружие уже нашли, - высказался министр. - Пусть выкинут всю эту историю из головы.
- Контрразведка берется за дело. Дюпарк оказывает ей посильную помощь. Армии тут делать нечего, генерал, как и полиции - разве что Вавру понадобятся какие-нибудь данные. - Президент вздохнул, перевел свой тяжелый взгляд на Вавра и Баума, и оба толстяка, на чьи головы свалилась малоприятная работа, невольно подтянулись на своих стульях. - Может, господа, вы нам уже сейчас назовете похитителей, а?
Вавр и Баум в унисон отрицательно покачали головами.
- Не хотелось бы, господин президент, - спокойно ответил Вавр. - Есть кое-какие соображения, но, не имея доказательств, боюсь ввести вас в заблуждение.
- Арабы, итальянцы? Может, немцы эти безумные?
- Не хочу зря говорить.
- Отчитываться вы должны каждый день, - президент снял очки, что послужило сигналом к окончанию беседы.
- Как насчет идей, Альфред? - Вавр и Баум шагали по улице Фобур Сент-Оноре к себе в контору.
- Идеи-то есть, Жорж, только я тоже не хотел бы вводить начальство в заблуждение, голову ему морочить.
- Ты этому своему Жалю взбучку хорошую дал?
- Сегодня утром.
- Ну и что он говорит?
- Считает, что раз вся процедура шла по правилам, документы в порядке, подписи на месте, охрана была в полном составе, то и обсуждать нечего. Я ему говорю: ну да, все организовано блестяще, только как быть с этим пустячком что боеголовку сперли? Отвечает, что это, конечно, прискорбно, но он ни при чем. И в толк не возьмет, почему так вышло.
- Господи, и много у нас таких уродов?
- Хватает. Я этим делом сам займусь.
- Есть хоть какие-то нити?
- Да. Но пока молчу. Воры знали, что именно, когда и по какой дороге повезут. Приглядимся повнимательнее ко всем, кто участвовал в перевозке.
- Думаешь, это "Шатила"?
В молчании они пересекли площадь Бово - из ворот президентского дворца как раз выезжала машина министра внутренних дел, часовые взяли под козырек.
- "Шатила" или кто другой - но наш старый приятель Вэллат высказал дельное замечание.
- Насчет детонатора?
- Ну да. Я думаю, никто впредь на них не покусится.
- Конечно, потому что у них уже есть.
- Для армейских соврать - раз плюнуть. Они только одно и умеют защищать - собственную честь, как они ее понимают. Хоть всемирный потоп разразись - они только о чести думают.
В самом дурном настроении приятели разошлись по своим кабинетам. Баум прежде всего позвонил Бен Тову - разговор получился мучительным, а ведь он еще ничего не сказал о детонаторах. Потом связался с Обанью, предупредил, что скоро явится.
На столе у него накопилась целая гора бумаг. Он просмотрел их и в самом низу обнаружил вчерашний отчет Леона - ему было поручено наблюдать за советником сирийского посольства по имени Мустафа Келу.
"...следовал за субъектом до дома № 14 по улице Ламартин. Он вошел в дом, поднялся лифтом на третий этаж - здесь две квартиры, одну из которых занимает Клод Савари, вторая пуста. Вышел примерно через сорок минут. На улице Ламартин затерялся в толпе - был час пик, много народу и машин".
Баум долго сидел над этим листком, вперив неподвижный взгляд в пустую серую стену напротив, пытаясь увязать прочитанное с тем, что уже знал, и все вместе - с делом, которым предстояло заняться. Оторвал его от раздумий телефонный звонок.
- Господин Баум, это Ковач. - У говорившего был восточноевропейский акцент, слова он произносил тщательно, в глуховатом голосе странным образом сочетались угодливость и наглость.
- Чем могу служить?
- Хотелось бы повидаться, господин Баум. Посидеть вдвоем, вспомнить старое доброе время, общих друзей... - В слащавой речи даже реверанс прозвучал.
- Хотите от меня что-то получить?
Читать дальше