Владимир Кашин - Приговор приведен в исполнение (Справедливость - мое ремесло - 1)

Сейчас, просматривая энциклопедию, Дмитрий Иванович опять разволновался и не заметил Наташу, которая давно уже пришла и стояла у двери, испуганно глядя на него.

Подполковник поднял голову, попытался улыбнуться.

- Ну, как дела? - произнес машинально.

- Что с тобой, папа? Ты нездоров?

- Нет, нет, все в порядке, Наташенька, - ответил он, вытирая ладонью лоб.

- Измерь температуру.

- У стариков температуры не бывает, - пошутил Коваль.

- Опять неприятности? Ну и работка у тебя, Дик!

- Что ты знаешь о моей работе, девочка!.. - ответил Коваль, но ответ его прозвучал не так твердо, как обычно.

Он посмотрел на нее и вдруг понял, что наступил момент, который назревал давно и рано или поздно должен был наступить: Наташка стала взрослой и с ней можно поделиться всеми своими сомнениями.

И одновременно возникла мысль о том, что вот и Нина Андреевна была когда-то такой девочкой, и ее душа тоже полна была светлых исканий и надежд, и она тоже не представляла себе, что жизнь человека может оборваться так трагически. Выругал себя за неуместную аналогию, но, кажется, именно она и натолкнула его на вывод о том, что хватит, пожалуй, скрывать от Наташи оборотную сторону жизни.

- А если честно, то ты, доченька, права, - решительно произнес Коваль. - Неприятности на работе имеются.

- Но они, конечно, временные, - нахмурившись, сказала Наташа. - Если ты сделал что-то неудачно, то непременно выправишь дело. Я тебя знаю!

- К сожалению, Наташенька, не все можно исправить.

- Почему? - удивилась девушка. - Человек все может. Тем более исправить ошибку, которую он осознал.

- Говоришь, все можно исправить? А я, пожалуй, уже не смогу, признался подполковник. - Впрочем, я тебе кое-что расскажу, чтобы ты сама могла рассудить...

И Коваль рассказал Наташе историю Сосновского, о которой она, как большинство горожан, знала только понаслышке.

- А теперь меня мучает мысль, не допустили ли мы со следователем ошибку, - сказал он, - и не ввели ли в заблуждение судей, которые имели в руках только факты, собранные нами.

- Это ужасно! - прошептала Наташа.

- По всем данным, Сосновский виновен. Но, вопреки логике, вопреки здравому смыслу и фактам, я почему-то не могу сейчас этого утверждать.

- Так что же ты будешь делать, отец?

- Вот именно! Впереди еще Верховный суд... Возможно, в ближайшие дни что-то еще прояснится... Но только факты, только новые доказательства могут спасти человека, если произошла ошибка. А их пока нет. Да и на проверку фактов нужно время. Время, время!.. Ты понимаешь, Наташка, все из рук валится. Только о Сосновском и думаю... И днем, и ночью...

- Кто же еще мог убить, если не художник? - спросила Наташа.

- В том-то и дело!

- А что еще может выясниться?

- Это уже служебная тайна, щучка, - улыбнулся Коваль.

- Нет, не мог он убить, - убежденно произнесла Наташа. - Он ведь ее любил!.. Но почему же тогда он сознался?..

- На суде Сосновский отказался от своих показаний. Однако был приперт к стене показаниями свидетелей и прокурором.

- Но почему же все-таки он сначала признался? - настойчиво повторила Наташа. - Может быть, его заставили? - Глаза дочери смотрели на отца подозрительно и строго.

- Нет, доченька, заставить нельзя, и никто не заставляет, - ответил Коваль. - А почему он так заявил, это пока неизвестно.

19

В камеру вошли дежурный офицер, за ним адвокат и начальник тюрьмы подполковник Чамов.

- Я пришел, чтобы сказать вам, Сосновский... - подавив волнение, начал адвокат. Говорил он тихо и медленно, словно взвешивая каждое слово. Так ведет себя человек, который давно знает нечто страшное и сейчас, по своей служебной обязанности, должен сообщить прискорбное известие осужденному. Поэтому адвокат говорил о случившемся как о чем-то неожиданном для него самого, пытаясь смягчить хотя бы этим удар. - Я пришел сказать вам, Сосновский... - повторил он, - что Верховный суд... оставил приговор в силе...

Сосновский, с тревогой смотревший на адвоката, сразу сник, закачался, будто пьяный. Изможденное лицо его стало белым как бумага. Он вскинул руки, словно защищаясь от чего-то. Глаза его округлились. Он тихо вскрикнул.

- Советую вам подписать прошение о помиловании. Президиум Верховного Совета может заменить высшую меру, - сказал адвокат, расстегивая портфель.

Сосновский, казалось, не слышал его. И вдруг закричал на всю камеру:

- Это вы, вы, вы во всем виноваты! Разве вы защищали мою жизнь?! Что для вас моя жизнь, кому она нужна!..

Адвокат перепугался - таким страшным казался этот исхудавший человек с безумно горящими глазами - и невольно попятился к двери.