Аркадий Адамов - Петля (Инспектор Лосев - 2)

- Да вот же, из-за этой девки! - очень довольный, восклицает Костя, указывая пальцем на Веру.

- Из-за нее?! - не веря своим ушам, переспрашиваю я. - Ты, часом, не спятил?

- Я-то? Да кого хочешь спроси! Я его так и звал: Пашка-псих. Что, я не помню! Точно тебе говорю.

Но я не могу прийти в себя от изумления. Значит, Катя ошиблась? И Костя мне вовсе не нужен? А нужен какой-то неведомый мне Пашка, так, что ли?

Глава VIII

ЕЩЕ ОДНА ТЕНЬ

Утром мы собираемся на завтрак почти одновременно: Раечка, оба инженера и я. Обычно я завтракаю раньше их, но сегодня я заспался. Да и чувствую себя неважно: вчера я все-таки простыл да и немало выпил всякой дряни. Очевидно, вид мой соответствует состоянию, потому что Раечка посматривает на меня с сочувствием и, не удержавшись, спрашивает:

- Плохо спали?

Я в ответ досадливо машу рукой.

А один из инженеров, громадный и невозможно толстый, с одутловатым, красным лицом и белыми, моржовыми усами, смотрит на меня слезящимися глазами и рокочет осуждающе, с одышкой:

- Ничего удивительного... Зачем, скажите на милость, вас вчера... понесло к этим бандитам?.. Что вы там не видели, извините? Как пьянствуют и сквернословят?..

Я смотрю на него с искренним изумлением.

- К каким бандитам?

- Он еще спрашивает!.. - грохочет в ответ старик и пристукивает огромным, волосатым кулаком по столу. - Вы в дом к Марии Кузьминичне, к сыночку ее Косте... вчера вечером приходили?.. Уф!..

Второй инженер, невысокий, щуплый, с бородкой клинышком и в очках, настороженно вертит головой то в его сторону, то в мою. А Раечка, та просто окаменела от любопытства.

- Вы, значит, тоже там оказались? - отвечаю я вопросом на вопрос, чтобы только выиграть время и собраться с мыслями.

- Именно. Оказался... - охотно подтверждает старый инженер. - И даже кое-что уловил. Уф!.. Они же вас убить могли, зарезать. Это же, повторяю, сущие бандиты. По всем по ним тюрьма плачет, вот что я вам скажу.

- Неужели Марков поселился в таком доме? - недовольно спрашивает второй инженер.

- А он знал? - отвечает ему первый сердито. - Предложили комнату, он и снял. Три дня тихо было, и вот пожалуйста...

- Что ж вы не вступились за меня, Игорь Леонидович? - улыбаясь, спрашиваю я, придя наконец в себя от удивления. - Они бы одного вашего голоса испугались. А уж при виде вас, - я трясу разведенными в сторону руками, демонстрируя его мощь, - коленки бы подогнулись.

- Не в моих принципах... - сердито крутит массивной седой головой Игорь Леонидович. - Хватило ума прийти, должно хватить, чтобы уйти... Да и по делу вы пришли, я так понял... Чего же мешать... Не струсил, не думайте.

- Игорь Леонидович - герой войны, - замечает второй инженер. - Одних орденов у него...

- Между прочим, - запальчиво вступает в разговор Раечка, и голос ее даже звенит От волнения, - не все герои войны оказывались героями в мирных буднях. Мы даже как-то поспорили, где было труднее.

- Эх, деточка! - шумно вздыхает Игорь Леонидович. - Не была ты в том смертном пекле, слава богу...

- Все равно. Я читала, - упрямо встряхивает головой Раечка. - Вполне правдивые книги. И знаю, как было страшно. Но морально, - вы понимаете? морально героем сейчас стать труднее, я считаю. Тут ведь сперва самому надо определить, кто же враг, а потом самому себе дать приказ идти в атаку. А кругом люди остаются в стороне, да кое-кто посмеивается и спокойно карьеру делает, а кое-кто тебя же еще и осудит. Просто это все, по-вашему? А если еще семья? Вот у нас такой парень нашелся. Декана на чистую воду решил вывести. Ну, аспирантура ему только улыбнулась из тумана. Ой, что было! И представьте, его друг тоже отказался от аспирантуры, демонстративно. Его даже в партком вызывали.

- Но вы, кажется, не отказались? - усмехается второй инженер, которого зовут Яков Захарович.

- Нет, - убежденно отвечает Раечка. - Не отказалась. Я же все-таки больше пользы принесу, если кончу аспирантуру, правда?

- Вы реалистически мыслящий человек, - кивает Яков Захарович и нервно теребит свою бородку. - В некотором смысле идеальная социологическая конструкция. Из нее только ушло сострадание, исчезло самопожертвование. Осталась лишь борьба за... эдакий, я бы сказал, нравственный релятивизм.

Но Игорю Леонидовичу, кажется, не нравятся рассуждения его приятеля. Он недовольно бурчит:

- Ты, Яша, всегда усложняешь. Уф!.. При чем здесь нравственный релятивизм?

- Ну, нравственное приспособленчество, это тебя больше устроит? отвечает Яков Захарович.

- И тоже неверно. Человек реально смотрит на вещи. Человек рассуждает и взвешивает. Нынче такой век, не рыцарский, не дворянский. И науки...