Виктор Пронин - Остров

– Оля, – начал он. – Понимаешь...

– Ну?

– Оля...

Он гладил ее по лицу, целовал в губы, в глаза, в теплую шею с пульсирующей жилкой, а Оля сидела неподвижно, лишь иногда наклоняя голову или чуть поворачиваясь, чтобы ему было удобнее.

– Оля, я люблю тебя, – быстро сказал он и с отвращением ощутил фальшь этих слов. Не потому, что он не любил ее, нет. Коля влюбился, и это давало чувство правоты. Ему казалось, будто именно этих слов требовал какой-то официальный, противный ему ритуал, и он был просто вынужден произнести их. Коля столько раз слышал их по радио, в кино, они носились в воздухе, как заеложенная фраза из старого анекдота. Коле хотелось найти слова, которые бы отразили то, что чувствовал он, а не кто-то другой, слова, которых бы еще никто никому не говорил, которые бы навсегда стали их паролем, их тайной, клятвой.

Но он не нашел их. Он не знал еще, что таких слов нет.

– Понимаешь, – сказал он, – я... в общем, я люблю тебя.

А Оля будто ждала именно этих слов. Будто они уже были для нее и клятвой, и паролем. Она засмеялась и, подняв руки, обняла его. Коля почувствовал облегчение – закончился еще один неприятный этап. И снова казнясь фальшью, но теперь уже не слов, а действий, он начал расстегивать пуговицы на ее платье, с ужасом думая о том моменте, когда и это останется позади.

– Подожди, я сама...

Коля опустил руки и услышал... беспомощно и опустошенно зашелестело платье.

– Ну, что же ты... Взялся, так помогай...

Услышав этот ее смех, Коля вдруг успокоился. Это был не дневной смех, которым смеются на улицах, за столом, это был ночной смех, наполненный сговором, тайной, их общим грехом. Негромкий смех, которым смеются вовсе не потому, что смешно. Были в этом смехе какие-то ночные правила, которые все, что происходило между ними, делали естественным и закономерным.

Коля засмеялся и с радостным изумлением понял, что у него такой же ночной смех. Значит, и он усвоил эти новые для него правила, значит, все, что он делает, естественно и правильно. Он наполнялся какими-то соками – счастливыми, тревожными, древними и молодыми соками, он лишь сейчас понял цель, ради которой родился, и, достигнув которой, можно умереть.

ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ. Таня лежала, запрокинув голову, и лицо ее при желтом свете свечи казалось застывшим, вся она была неподвижной, только ладони скользили, скользили по животу, словно разговаривая с ним, упрашивая, умоляя о чем-то...

– Что, Таня? Что?! Не слышу! – Борис наклонился к самым ее губам.

– Позови кого-нибудь... Кажется, началось...

Когда Борис распрямился, Кравец со второй полки прямо перед собой увидел его бледное лицо, мигающие ресницы – он увидел перед собой мальчишку, испуганного и беспомощного.

– Побудьте с ней, – сказал Кравец. – Схожу узнаю.

– Что узнаете? – Борис не заметил даже, как перешел на «вы». Раньше, когда он говорил старику «ты», это казалось ему выражением симпатии.

– Может, среди пассажиров есть врач. Вообще-то я на вашем месте давно бы узнал это. Время было. Не знаю, чего вы ждали.

– Как же вы узнаете?

Кравец внимательно посмотрел на Бориса.

– Успокойтесь. Раньше такие вещи вообще без врачей происходили. И, как видите, человечество не вымерло... Природа все предусмотрела на случай, если врача не будет. Ребенок появляется на свет независимо от того, ждет ли его у входа швейцар в белом халате или нет.

– Врач сказал, что через неделю, не раньше...

– Ну, мил-человек, – Кравец развел руками. – Столько волнений... Все-таки с нами в некотором роде случилось чрезвычайное происшествие.

Кравец прошел по коридору, постучал в дверь служебного купе и, не дождавшись ответа, открыл ее. Проводница сидела в какой-то неестественно застывшей позе в углу, а напротив ее – взъерошенный парнишка.

– Извините... Понимаете, девушка...

– Я не девушка.

– Кто же вы?

– Женщина. И еще я проводник. И еще – дура. Хватит?

– Вполне. Видите ли... Там, в пятом купе, как бы это вам сказать...

– Да уж скажите как-нибудь!

– Она... рожает.

– И давно?

– Я не шучу.

– То есть... как рожает?! Да она что, с ума сошла?

– Уж коли вы женщина, – улыбнулся Кравец, – то должны разбираться в этом. Я думаю, надо пройти по вагонам, может, врач найдется...

В коридоре Оля столкнулась с Борисом.

– Знаете, девушка, я подумал... там, в третьем вагоне, цыгане едут... Они ведь рожают где угодно... Знают, как и что...

– Какие цыгане, о чем ты говоришь!

Оля опасливо вошла в купе, приблизилась к Тане, подождала, пока та откроет глаза, положила руку на влажный горячий лоб.