Карина Тихонова - Прогулки с Хальсом

Франс пожал плечами.

— Ты не понял. Я один не внешне, а внутренне, душевно… — Он оборвал фразу и неожиданно невесело засмеялся. Нерадостным получился смех, Яну он совсем не понравился. — Прости, Ян. Ты хороший друг, но на сердце у меня пусто. Права была цыганка, я не могу любить. Правда, есть работа, но она меня сейчас не интересует, и получается — кругом пустота. — Франс поднял на друга налитые кровью глаза: — Ну и чушь я несу, да, Ян? Ладно, не принимай близко к сердцу, это просто пьяный бред. — Он со стуком впечатал кружку в стол. — Ты прав. Пойду домой и буду ждать Дирка.

Франс тяжело поднялся из-за стола, пошатнулся, но удержался на ногах. Ян проводил взглядом невысокую фигуру в темном плаще и черной шляпе с потрепанными обвисшими полями и задумался, не замечая громкого гомона вокруг.

Странно устроен человек. Внутри него словно находятся сосуды, наполненные разными чувствами: любовью к детям и родителям, страстью к любимой или любимому, добротой, ненавистью, завистью, любопытством, щедростью или скупостью… Если один сосуд оскудеет, у человека останется много других чувств, чтобы душа могла питаться. Кто-то питает душу добротой и любовью, и она расцветает, как райский сад, приносит пышный урожай. Кто-то обильно насыщает душу завистью и злобой, и она превращается в мертвую отравленную землю, на которой не может прорасти ничто живое… Но так устроены обычные люди, коих большинство. Гении устроены иначе. Все, что у них есть, — это их дар, и если он иссякнет, душа может умереть. Раньше Ян немного завидовал таким людям, как Франс Хальс или Диего Веласкес, но сейчас понимал, какой тяжелый крест достался им и другим избранным. Гениальность — это тот же дар пророчества. А разве участь пророка достойна зависти? Разве хотя бы один из них прожил спокойную благополучную жизнь? Нет-нет, ни за что на свете Ян не поменял бы свой скромный жизненный жребий на ослепительную звезду гениальности!

Неспокойно было и на душе Лисбет. Настал вечер, а Франса снова нет дома. Снова бегает по городу, ищет Дирка. Господи, что же за напасть такая обрушилась на их дом? Ведь братья никогда не ссорились! Правда, раздоров не было потому, что Дирк всегда уступал. Да, видно, и его терпению пришел конец. С другой стороны, может, и к лучшему, что так случилось. Франс-то словно обезумел: понял, наконец, что такое близкие люди. Может, теперь он начнет уделять больше внимания своей семье? Дай-то бог…

В этот момент в комнату стремительно вошел Франс — измученный, грязный, пьяный, упал перед женой на колени и глухо зарыдал, пряча лицо в пышных складках юбки.

Перепуганная Лисбет уронила вязание.

— Франс! — Она осторожно сняла с него старую шляпу с обвисшими полями. — Что случилось, Франс? Ты… Что-то узнал о Дирке?

На мгновение Лисбет испугалась, что с братом мужа произошло несчастье. Но Франс покачал растрепанной головой, и у нее отлегло от сердца. Слава богу! Только несчастья им сейчас и не хватало!

— Что случилось? — мягко повторила Лисбет. — Скажи мне, Франс!

Муж оторвался от ее юбки, поднял залитое слезами лицо.

— Прости меня, Лисбет. Умоляю, прости меня за все!..

Франс хотел добавить что-то еще, но его лицо скривилось, как у ребенка, и он снова уткнулся в колени жены.

Сердце Лисбет дрогнуло от жалости и нежности. Впервые в жизни она перестала бояться мужа. Обняла его, прижала к себе, зашептала что-то тихое, успокаивающее, ласковое… В комнату заглянула Франсина, но Лисбет сердито отмахнулась: иди отсюда, не мешай! К ее удивлению, Франсина послушалась и плотно закрыла за собой дверь.

— Ты простила меня? — глухо спросил Франс.

— За что? — удивилась Лисбет и погладила спутанные волосы мужа, щедро тронутые сединой. — Разве ты передо мной провинился? — Франс отчаянно закивал. — В чем? — спросила Лисбет, но ответа снова не получила. Тогда она достала из кармана платок, вытерла мокрое лицо мужа и подхватила его под руку. — Пойдем, Франс, я уложу тебя спать. Завтра все будет хорошо, вот увидишь. Пойдем, мой дорогой.

Она подняла мужа с колен и повела его к лестнице. Но Франс вдруг остановился и уперся.

— Туда не пойду.

Лисбет замерла, не смея поверить в свое счастье.

— Хочешь лечь в спальне?

— Да, — ответил Франс. Его глаза вдруг яростно сверкнули. — Я туда больше никогда не пойду. Забей гвоздями эту ненавистную дверь и не пускай меня в мастерскую. Обещаешь, Лисбет? Проклятая комната! Ненавижу!.. Отняла всю мою жизнь!.. — Тут Франс всхлипнул, споткнулся, и Лисбет быстро подхватила его под руку. — Обещаешь, Лисбет? — спросил Франс, заглядывая жене в глаза. — Обещаешь завтра же забить эту дверь?