Молодые люди наскоро обменялись крутыми репликами:
— А жаль, что я тебя недодушил!
— А я тебя недорезал!
— Молчать! Таким образом, Марго была уверена, что вечер у нее свободен, и позвонила одному человеку.
— Аленька! — воззвал Гриша. — Ведь ты работала в саду, помнишь? И не могла…
— Я ничего не слышала!
— Чтоб освежить вашу память, я предъявлю вещественное доказательство. Но прежде обращаюсь ко всем присутствующим: может, кто признается добровольно?
Молчание. Я достал из кармана три листка и показал Горностаеву:
— Ты знаешь, чьи здесь отпечатки пальцев?
Алла вскрикнула дико и глухо, как тогда, на дне рождения.
— Я больше не могу! Я хочу умереть!
— Аленька, я все скажу! Черт со мной.
— Молчи!
— Не беспокойся, — он весь подобрался, как кот пред прыжком; новенькие стекла сверкали, застилая взгляд. — Да, шестого августа, примерно в полдень, мне позвонила Марго и попросила прийти к ней. Я сказал, что жду важного звонка по поводу издательства. «Приходи, когда освободишься». Больше я не говорил с ней и ее не видел.
— Очень гладкая версия. Твои дальнейшие действия.
— Я тебе рассказывал. Увидел в окно, что несут почту, вышел за калитку…
— Перед этим переговорив в саду с Аллой, не забудь.
— Ну, сказал, что пора перекусить.
— Аллочка, твое слово.
Она молчала.
— Аленька, говори!
— Я пошла поставить чайник. Зазвонил телефон. Подняла трубку и услышала голос Марго: «Буду тебя ждать, когда стемнеет».
— Понятно. Гриша, почему ты действовал так тайно?
— Чтобы не волновать Аленьку.
— Но ты мог прийти к Марго засветло и открыто. И не морочить жене голову «озером» и так далее.
— Не хотел волновать…
— Господи, сколько наглого вранья я от вас наслушался!.. Ладно, без эмоций. Сказав жене, что идешь купаться, ты пришел к нам. Дверь была, конечно, заперта? — вопросил я с иронией.
Он взглянул на три страницы в моей руке.
— Чуть-чуть приоткрыта.
Алла поднялась и по-тихому направилась к двери. В распаленную атмосферу прокралось нечто — вкрадчивой поступью преступления. Вдруг разрытая могила с останками — прах и тлен — представилась мне столь явственно, столь беспощадно, что я процедил в крайнем бешенстве:
— Отсюда без моего разрешения никто не выйдет!
Проявившись главным действующим лицом, Гриша достойно выдержал паузу, закурил и продолжал:
— Начиналось светопреставление — не помню такой грозы… Я позвонил, вошел. Из спальни в прихожую пробивался свет. Горел ночник, спальня была пуста. Сильно пахло пролитым вином. Я было нагнулся поднять бутылку с ковра и заметил под кроватью… — Гриша схватился за очки и принялся протирать стекла пальцами.
— Труп? — не выдержал я.
— Раскрытую тетрадь — кончик торчал из-под покрывала. Взял в руки: страницы залиты вином. Что такое? Перевернул и нечаянно запачкал еще одну. Я просто хотел убедиться: да, роман о Прахове, концовка. И положил тетрадь, где взял. Мне стало как-то не по себе. Что здесь произошло? Огляделся, машинально поправил картину на стене, криво висевшую… Нестеров. И пошел проверить: есть ли кто в доме?.. Вдруг взглянул на свои руки: не вино, а кровь! Липкая. Вытер о полотенце. Господи, рукопись! Сцена убийства в крови, а я… Я схватил тетрадку и ушел.
— Ты захлопнул дверь?
— Кажется, да.
— Видел черного монаха?
— Нет!
— Куда тебя понесло?
— Не знаю, куда-то шел. В общем, опомнился я в парке пансионата на скамейке. Продумал и принял решение.
— Довольно подлое, не так ли?
— Я подложил тетрадь в твой сундучок уже через месяц.
— Да, благородно. А три страницы?
— На них мои отпечатки.
— Но ведь «огонь сильнее», а?
— Умом я понимал, что это психоз, но я не смог, — мрачноватый огонек маньяка зажегся за стеклами очков. — Я тебе объяснял. А когда пришел сюда на днях восстанавливать концовку, то увидел эту злосчастную картину при свете солнца в кабинете. И ножом соскреб пятно.
— Тоже с ножом ходишь?
— Взял у тебя со стола, перочинный.
— Есть такой… Версию ты выстроил убедительную — на первый взгляд. Но следователя не убедишь. Алла, ты явилась к нам до мужа или после?
Она в ужасе распахнула светлые глаза. Искусственная «благодать» окончательно улетучилась.
— Дверь была заперта!
— Аленька, пока я не найду адвоката, ты не должна…
— Замолчи! — До нее очевидно дошло: предстоит борьба за собственную жизнь. — Мне никто не открыл. Они в спальне, я думала, ночник горел. И вернулась домой.
Читать дальше