Джек Кертис - Банджо

- До свидания, малышка, - сказал он, повернулся и бросился прочь. Он бежал среди деревьев, сильный, златовласый как могучий викинг Лейф Эриксон, а вокруг него простирались уже мрачные леса Пруссии. Бежал он без передышки до самого дома.

Когда ужин закончился, Лу, отодвинув стул, встал, во весь свой огромный рост:

- Пора уже, думаю, сказать вам, что я иду в армию. В канадские части, которые отправляются в Европу.

- Когда? - спросил отец.

- Уезжаю завтра утром.

- Послушай меня, Лютер, - сказал отец, стараясь, чтобы в его голосе прозвучали благоразумие и умеренность. - Насколько мне известно, немцы наступают на всех фронтах. Еще несколько недель - и они сломят французов.

- Тем больше причин отправляться немедленно, - ответил Лу, глядя темными, как у молодого оленя, глазами в окно, где он уже видел la belle France распростертой под ногой германского зверя.

- Но к тому времени, как ты туда доберешься, все уже будет окончено!

- Может быть - да, а может быть - нет. Папа, вы всегда говорили, что следует исполнять свой долг.

- Твой долг здесь, на ферме! Столько всего нужно делать, а наемных работников сыскать теперь трудно. Я же не могу платить им так, как платит Дюпон своим рабочим!

- Не покупайте, в таком случае, больше земли, - сказал Лу, рассмеявшись. - Удовлетворитесь тем, что уже имеете. Ведь вы и так владеете половиной графства Форд. И беспокойства будет меньше, и неприятностей всяких.

- Я тоже иду в армию, - вдруг заявил Гэс.

- А ты заткнись, - сказал Мартин. - Тебе только четырнадцать лет.

- Мал еще, - поддержал старшего отец.

- Я уезжаю утренним поездом, - сказал Лу; на лице у него было решительное выражение, хотя на губах постоянно играла улыбка. - Мы придем, победим или умрем.

Кейти начала плакать - слезы обильно катились из глаз, из носу текло.

- Ты никуда не поедешь, - сказал отец.

- Пожалуйста, Лу, не надо, - стала упрашивать мать, вытирая нос передником. - Пожалуйста, не надо уезжать!

- Здесь я оставаться больше не могу, мама. - Голос Лу был ровным, спокойным - в нем не осталось и следа насмешки или веселья. - У вас есть папа, у него есть вы, у вас, к тому же, столько земли, что обработать ее вы уже не в состоянии... И в доме у нас уже давно никто не смеется.

- Жизнь не такая уж веселая вещь, - сказал отец. - А солдаты, чтоб ты знал, обыкновенные дураки, которым никогда ничего не достается.

- Неужто? - Лу разразился своим язвительным смехом.

- Как я вижу, ты совсем не читаешь Библию. - Лицо отца багровело все сильнее.

- Послушай, папа, - начала мать, - может быть, мы помозгуем, что и как...

- Вот-вот, правильно, - сказал Лу. - Поразмышляйте, а я пока упакую вещи.

Кейти шмыгала носом.

- Лу, а может быть, я все-таки могу поехать с тобой? - спросил Гэс.

Лу улыбнулся:

- Извини, старина, на этот раз не получится. Сдается мне, здесь совсем не замечают, как все вокруг в мире поменялось. Многим уже не хочется ковыряться в земле, на одном и том же месте, по пятьдесят-шестьдесят лет. Всю жизнь вкалываешь, а потом тебя в этой же земле закопают. А я хочу чего-нибудь повидать, прежде чем загнусь.

- Ты еще не выучился работать по-настоящему, а уже нос воротишь, сказал отец, свирепо глядя на Лютера.

- Даже если б ковырялся в коровьем дерьме, вкалывал бы на тебя тридцать шесть часов в сутки, тебе все равно этого было бы мало, ты бы все равно пел свою песенку!

- Лу! Как ты можешь так! - воскликнула потрясенная мать.

- Пускай катится, - сказал Мартин. - Он всегда был такой. Говори с ним, не говори - все без толку!

Лу медленно обвел взглядом квадратную комнату, оклеенную обоями, освещенную светом лампы, тщательно всматриваясь во все углы, запоминая напоследок все детали.

- Я вовсе не хочу изображать из себя какого-нибудь там героя, но мне не хотелось бы оставлять по себе плохую память. Не нужно ненавидеть меня за то, что я поступаю так, как считаю нужным.

- Я не даю тебе разрешения ехать. - Отец все еще не сдавался; он напустил на себя такое выражение, надеясь согнать ангельскую улыбку с лица Лу.

- Ты что, собираешься связать меня? И повесить на крючок, как свою любимую пилу? - Лу снова рассмеялся.

- Лу, не надо так, - сказала мать.

Лу махнул рукой.

- Мне нужно пойти посмотреть, как там рыжая свинья, - сказал отец, поднимаясь и направляясь к выходу. У самой двери он остановился и, повернувшись, обратился только к Лютеру: - Можешь отправляться и сражаться на войне, которая тебя совершенно не касается. Но на станцию тебе придется идти пешком.