Миньон Эберхардт - Две богатенькие малышки

Эмми вышла в холл. Поднимаясь по ступенькам, она думала: «Я вся в маму: я делаю все, как пожелает Джастин. Зато он добрый, правда, легкомысленный, но в жизни и так хватает чересчур серьезных людей…» И тут до нее донесся громкий голос Джастина:

— Ну и когда они намерены арестовать Диану за убийство?

Эмми не расслышала, что ответил Сэнди. Оказавшись в своей комнате, она подошла к зеркалу и долго простояла неподвижно, вглядываясь в свое отражение. То же лицо, те же глаза, те же волосы… но Эмми чувствовала: что-то неуловимо и бесповоротно изменилось в ней в ту минуту, когда она ступила в залитый солнцем холл и увидела пятна крови на белой рубашке Гила…

Держа голову высоко (как настаивала Диана), Эмми выбрала серо-голубое платье, а поверх — синий с серебром пиджак. «Я прекрасно выгляжу», — сказала она своему отражению. Она гладко зачесала светло-каштановые волосы, а веки чуть оттенила голубым. Джастин любит, когда рядом с ним идет красивая нарядная женщина. Сэнди, наверное, тоже…

Мужчины терпеливо ждали ее внизу. Спустившись, Эмми увидела, что Джастин по-прежнему пребывает в благодушном настроении, а Сэнди выглядит так, точно его огрели по голове пыльным мешком.

— Что еще случилось? — уставилась на него Эмми.

— Джастин…— начал было Сэнди, но поперхнулся, прокашлялся и заговорил снова: — Джастин намерен заявить полиции, что Диана была… была…

— …Ужасным, несносным ребенком! — с милой улыбкой подхватил Джастин. — Делала всяческие пакости. Я уверен, что это она его убила, и пусть ее арестуют!

— Джастин! — Эмми схватила его за руку. — Джастин, ты не имеешь права говорить такие вещи. Иначе я…

— Что, лишишь меня содержания? — с любопытством осведомился Джастин.

Эмми с трудом сдерживалась.

— Ты не будешь говорить подобных вещей никому. Даже Сэнди. Ты меня понял?

Когда она говорила таким тоном, Джастин обычно сразу унимался. Он пожал плечами.

— Ладно, ладно. Как скажешь. Хотя знаю я нашу Ди… Ну, идемте же!

Он повел их в «Ля Гренвилль» и заказал ужин с вином, изысканный и немыслимо дорогой. К концу трапезы все трое настолько размякли (возможно, благодаря отборным винам), что Эмми никак не могла набраться духу заглянуть в счет. Сэнди оказался решительнее и пробежал взглядом колонку цифр, затем его серо-зеленые глаза посмотрели на Эмми.

— Я всего-навсего адвокат. Неужели это верно?

Джастин с хохотом выложил деньги и добавил щедрые чаевые.

— Совершенно верно, мой мальчик! Ужин прекрасен, а за все прекрасное надо платить!

Джастин довольно мурлыкал себе под нос какую-то песенку, пока они ехали в такси к театру — мимо кричащих огней Бродвея, сквозь праздношатающиеся толпы. Боковая улочка была освещена не так ярко, но над парадным входом в театр светилась красивая вывеска.

— Коррина стоит свеч, — сказал Сэнди, расплачиваясь с таксистом.

В фойе царил полумрак; в окошке кассы, правда, горел свет, но никакого ажиотажа не наблюдалось. Сэнди распахнул дверь, и в ноздри им тотчас ударил запах, который Эмми звала про себя «благоухание театра»: сильный дух чистящих средств, легкий — освежителей воздуха, и надо всем этим, сквозь все это — сладкий до приторности аромат румян, пудры, кольдкрема и еще душный, спертый запах плохо проветриваемых уборных. Для Эмми все это было неотъемлемой частью театральной ауры. Ей вдруг остро захотелось узнать, чувствует ли Дуг то же, что и она…

В былые времена, когда Дуг еще делил свое внимание между Эмми и Ди, он говорил только о театре. Он всегда мечтал быть драматургом, ни о чем другом даже думать не хотел. Эмми всем сердцем надеялась, что его первая попытка покорить Бродвей окажется успешной, но при этом понимала, что риск огромен.

И в партере, и на балконах было темно, свет горел только на сцене. Репетиция давно началась. Эмми и Сэнди крались тихо, как мышки, Джастин же шагал легко и беспечно, и когда он шумно откинул сиденье, удар гулким эхом отразился в зале. Но никто на сцене не обратил на это внимания. Внизу, у оркестровой ямы, сидели несколько человек, их силуэты четко вырисовывались на фоне ярко освещенной сцены. Диана, однако, заметила вновь пришедших. Она встала, разыскала их в темноте и заняла место рядом с сестрой.

— Уже середина первого акта. Пока все идет хорошо.

Все действительно шло хорошо. У Эмми было достаточно зрительского опыта, чтобы понимать это. Декорации получились на славу, световые эффекты срабатывали точно, как часы, бутафория была в порядке, актеры играли отлично. Репетиция шла как по маслу до того самого момента, пока в конце второго акта на сцене не появилась Коррина, держа в руке листочки с текстом роли. С этой секунды, как выразился позже Джастин, «разверзлись врата ада». Один из людей, что сидели подле оркестровой ямы, вдруг подпрыгнул и замахал руками. Только тут Эмми по его пышной шевелюре догадалась, что это Дуг.