Антон Леонтьев: Часовня погубленных душ

И действительно: животное не шевелилось. Приглядевшись, девушки заметили, что у собаки чего-то не хватает. Так и есть, у нее не было головы! Кто-то попросту отрезал ее и, по всей видимости, унес с собой!

Оксана вскрикнула дурным голосом и, развернувшись, повисла на шее у Никиты. Марине это крайне не понравилось, поэтому она взглянула на Тимофея. Подойдя к своей подруге, тот оторвал Оксану от груди Никиты и, поглаживая девушку по волосам, произнес:

– Все в порядке! Успокойся, Оксаночка, я же с тобой. Наверняка произошел идиотский несчастный случай!

– Не думаю, что тут несчастный случай, – возразил Никита, рассматривая собачье тельце. – На асфальте нет ни капли крови! Значит, животное умертвили где-то в другом месте, а потом просто выбросили на дорогу.

– Ты думаешь, кто-то сделал это намеренно? – произнесла дрожащим голосом Марина. – Но зачем кому-то такое?

– Понятия не имею! – ответил бодрым голосом Никита и, подхватив собаку за лохматый хвост, оттащил с дороги на обочину. – Кстати, насколько я могу судить, башку несчастной псине отрезали весьма профессионально. Вжик – и нет головы! Прямо как дядя Крюк!

– Мне страшно! – заголосила Оксана, и на сей раз она вовсе не прикидывалась, не разыгрывала фарс. Девушка прижалась к Тимофею, и молодой человек ощутил, что ее бьет крупная дрожь.

– Никит, завязывай, а… – произнес он, повернув голову в сторону приятеля. – И вообще, может, нам вернуться? В клубе ведь тусняк в самом разгаре!

– Испугался? – произнес Никита, пиная ногой собачий труп. – Скажи, Тима, честно: сдрейфил? Ладно девчонки, что с них взять – бабы… А ты тоже дяди Крюка боишься? – И, не дожидаясь ответа, парень договорил нараспев: – Раз, два, три, четыре, пять – вышел монстр нас убивать! Дядя Крюк, дядя Крюк, наколи мой глаз на сук, в Волге череп утопи, руки-ноги оторви…

Эта страшилка была известна в Заволжске каждому ребенку и являлась неотъемлемой частью городского фольклора.

– Никита, прекрати! – попросила его Марина, но тот и не думал менять тему.

– Конечно, здесь был дядя Крюк! – выпалил Никита. – А кто ж еще? Ведь тут его владения! Ну что, вы будете дожидаться, пока он вас заберет, или поедете со мной?!

Молодые люди вернулись к кабриолету и заняли свои места. Однако настроение у всех было подавленным. У всех, за исключением Никиты, который, казалось, находился в отличном расположении духа.

Насвистывая песенку-страшилку про дядю Крюка, он завел двигатель, и автомобиль тронулся с места. Оксана, которой, видимо, надоело изображать из себя перепуганную до смерти особу, заинтересованно спросила:

– И все же кто мог это сделать? Я имею в виду – отрезать голову несчастной собачке? И зачем?

– Ну, выяснить, почему кто-то убивает, вряд ли представляется возможным! – ответил Никита. – Зачем дядя Крюк убивал людей и отрезал им головы? Свою тайну он унес с собой в могилу. Вернее, в Волгу, которая и стала его последним пристанищем.

– А правда, что головы его жертв так и не нашли? – продолжила Оксана, и Марина по ее тону заметила, что подруга вполне оправилась от шока, если шок вообще был.

– Что верно, то верно! – заявил Тимофей. – Он отсекал всем жертвам головы, а на их теле оставлял раны, которые наносил при помощи стального крюка, который таскал с собой. Поэтому Онойко и получил прозвище дядя Крюк. Причем количество ранений соответствовало порядковому номеру жертвы. У первой было всего лишь одно ранение, у второй, соответственно, уже два, а у последней найденной – двадцать шесть. Потому что тело самой последней, двадцать седьмой жертвы дядя Крюк куда-то спрятал.

– При обыске в его гараже нашли пятилитровую банку, заполненную формальдегидом, а в ней плавали глаза его жертв! – пророкотал Никита. – Он выковыривал их из отрезанных голов и сохранил, так сказать, в качестве сувенира. А вот куда он дел головы, никто, кроме него самого, не знает. Говорили, что он головы вываривал, мясо пожирал, а черепа хранил в тайнике. Ну, вот мы и на месте!

Молодой человек затормозил, и кабриолет плавно остановился. Марина увидела, что они съехали с шоссе, плавно уходившего вдоль берега Волги куда-то вдаль, и сейчас находились на крутом берегу, выдававшемся, подобно балкону, над величественной, мерно текшей в трех десятках метрах под ними рекой.

Друзья вышли из автомобиля и осторожно подошли к заросшему бурьяном обрыву. Марина не рискнула заглядывать вниз, зато Никита, не удержавшись, подошел к самому краю.