Антон Леонтьев - Часовня погубленных душ

Появился один из подчиненных Пономарева, которому Михаил Федорович отдал краткие распоряжения. Илья же не мог отвести глаз от кучи кирпича и щебня, щедро политой кровью, на котором возлежал труп.

– Зришь в корень, – кивнул после ухода подчиненного Пономарев и пригладил седой чуб. – Первая мысль, что пришла мне в голову, когда я увидел этот… этот натюрморт, была именно такая! Я ведь, когда мы ловили дядю Крюка, насмотрелся на его художества! Он тоже жертвам головы отрезал, в картинных позах тела оставлял и дорожку из крови к трупам, если они были оставлены в лесу или на свалке, проводил – кровью самих жертв, конечно же. Хотел, чтобы их без промедления обнаружили…

Голос Михаила Федоровича дрогнул. Илья с сочувствием взглянул на Пономарева, а начальник следственного управления Следственного комитета продолжил:

– И вот снова! Меня, Илюша, чуть кондрашка не хватила, когда я сюда вошел и увидел. Впрочем, тот, кто убил девчонку, именно подобного результата и добивался.

– Подражатель? – быстро спросил Илья. – Ведь в газетах только что писали – минуло ровно двадцать пять лет с момента… с того момента, как дядя Крюк, объятый пламенем, сиганул в Волгу с обрыва.

– Мне ли не знать! – нахмурился Михаил Федорович. – Не люблю я конец июня, Илюша. Потому что всегда вспоминаю о нем, об Онойко. Впрочем, не проходит и дня, чтобы я о нем, об этом изверге, не вспомнил! Вот, смотри!

Пономарев подошел к куче обломков, на которой покоилось обезглавленное тело, вытащил из кармана пиджака ручку и, держа ее в воздухе, принялся указывать на странной формы раны.

– Их ровно двадцать восемь, Илюшенька. Двадцать восемь! Знаешь, что это означает? А я тебе отвечу. Онойко оставлял на теле своих жертв такое количество ран, нанесенных уже постмортем, какое соответствовало порядковому номеру самой жертвы. Ни секунды не сомневаюсь, что Онойко убивал, живя еще на Украине, а потом и на Урале, но идея с отметинами на теле жертв пришла ему позднее, когда он переехал в Заволжск. На теле его последней жертвы, Насти Панченко, которую мы так и не нашли, наверняка должно иметься двадцать семь следов от крюка. Он ведь их своим любимым инструментом таранил, Илюша. А на теле этой жертвы – двадцать восемь ран, причем нанесенных тоже крюком, могу сразу сказать, у меня глаз наметанный. Уверен: эксперты подтвердят! Понимаешь, о чем веду речь? Тогда, двадцать пять лет назад, было двадцать семь – а сейчас двадцать восемь. Дядя Крюк снова взялся за прежнее!

– Куда вы скрылись? – раздался неприятный голос прокурора Кота, вступившего под своды часовни. – Екатерина Станиславовна желает, чтобы к концу дня имелись результаты!

– Если желает, пусть тогда расследованием и занимается, – проворчал Михаил Федорович, пряча ручку обратно в карман.

– Господи, а это что такое? – охнул прокурор города, заметив труп. – А где у нее голова? Где голова, я вас спрашиваю?!

Он вытаращился на Илью, а тот, пожав плечами, спокойно ответил:

– Предположу, Вениамин Юлианович, что убийца забрал ее с собой.

– Как забрал? – проронил дрожащим голосом прокурор, все три подбородка которого тряслись, как желе. – Кто ему позволил забрать? Почему забрал?

– Это мы сможем установить, когда поймаем убийцу и он даст показания, – продолжил спокойно Новгородцев. – Но, по всей видимости, ему доставляет садистское удовольствие глумиться над телом жертвы. И выказывать свое превосходство. А головы он, как и дядя Крюк, может коллекционировать. Предварительно извлекать глаза, вываривать, обдирать мягкие ткани…

Прокурор Кот, прижав ко рту розовый батистовый платок, опрометью выбежал из часовни, и со стороны кладбища донеслись характерные звуки, не оставлявшие сомнения в том, что Вениамина Юлиановича выворачивало наизнанку.

– Похоже, прокурору не надо было плотно завтракать, – заметил со смешком Илья. – И ужинать тоже.

Михаил Федорович строго посмотрел на Новгородцева:

– Ты, Илья, это дело прекращай! Кот и так тебя терпеть не может, а ты все только усугубляешь. Вот уйду на пенсию, кто тебя тогда от его нападок защищать будет? То-то и оно! Думай о своем будущем, Илюша!

– Личность убитой уже установили? – спросил Новгородцев.

– Предположения имеются, а уверенности пока нет. Сам видишь, голова-то отсутствует! И одежда тоже. Как и двадцать пять лет назад, убийца забрал одежду. Да и пока что никаких заявлений об исчезновении в милицию никто не подавал. Ведь сам понимаешь, идут выпускные балы, родители своих чад не скоро еще хватятся. Многое бы нам мог сообщить Никита Стекольщиков, однако он находится в коме и дать показания не в состоянии.