Виктория Угрюмова - Стеклянный ключ

— Где был? — повторил Сахалтуев.

— Пиво пил, — честно ответил стажер.

— Это что — шутка такая? — проскрипел капитан, который о пиве мог только мечтать в свободное от неприятностей время.

— Конспирация, — важно отвечал Артем. — Я пил пиво в очень интересной компании: госпожа Зглиницкая, ее подруга Мария и ее знакомая цыганка.

— Цыганка, — нечеловечески кротко сказал Сахалтуев. — А в архиве ты был?

— Само собой. И все сделал. А потом смотрю — объект идет. Ну, тут уж меня за живое взяло, неужели она меня и на сей раз вокруг пальца обведет? Охотничий инстинкт взыграл.

— Инстинкт у него, понимаешь, играет, а начальство пускай себе пожары в гордом одиночестве тушит, — забормотал Юрка, однако настроение у него резко пошло на поправку.

Он все время подтрунивал над Барчуком из-за того, что бравый майор слишком уж близко к сердцу принял «дело Мурзакова» и занимался им, едва выдавалась свободная минутка; но и сам Юрка отчаянно хотел докопаться до истины и преподнести ее на блюдечке с голубой каемочкой Димке Кащенко. Потому что они слишком хорошо знали друг друга, чтобы капитану не было ясно как божий день, что Кащей кровно заинтересован в том, чтобы знать все детали и подробности. Сообщение о цыганке, вписавшейся в и без того сложный пейзаж, окружавший Татьяну Зглиницкую, повергло Сахалтуева в крайнее удивление.

— Какой пожар?

— Бушующий, — отрезал капитан.

«Тоже мне, сыщик, — подумал он, — даже отсутствие чайника не замечает».

— То-то, я думаю, у нас странно пахнет, — расцвел Артем. — А если это пожар, тогда все в порядке.

Капитана немного покоробил ход рассуждений молодого коллеги, но он решил провести воспитательный процесс немного позже, а пока размять мозги и послушать новые сведения о Зглиницкой.

— И как ты ее выследил? — спросил он.

— Она зашла в кафе, возле которого я стоял, — признался стажер.

— Много пива выпил?

— Порядком. До зарплаты не одолжите, а то я сегодня много потратил? — И молодой человек зашевелил губами, подсчитывая производственные издержки.

— А мне принести?

— Это как водится. — И Артем вытащил из сумки запотевшие бутылки. — Я же понимаю, не первый день на службе.

— Надо будет тебя оставить в отделе, — задумчиво молвил растроганный капитан. — Талантливый ты парень, на лету сечешь.

Теперь он был в состоянии выслушать даже самый подробный отчет.

— Эта наша Зглиницкая или ведьма, или того похуже, — подытожил Артем, доложив все, что ему удалось подслушать и подсмотреть.

— Что может быть хуже ведьмы? — полюбопытствовал Сахалтуев.

— Еще не знаю. Но может.

— Интересно, что на это скажет Николай. Особенно про страшного и таинственного преследователя, который угрожает нашей красавице.

— Я б на его месте поостерегся, — сказал Артем, имея в виду вовсе не майора, но преследователя.

Если бы Марина внимательнее относилась к своему собеседнику, то она бы наверняка заметила, что Вадим напряжен и раздосадован: ему явно претит играть роль сочувствующего дядюшки, но положение обязывает.

Они сидели в его машине, недалеко от дома, и обсуждали сложившуюся ситуацию.

— Мариночка, детка, — успокаивал девушку спутник, — ну что вы, право, так расстроились? Ни один мужчина на свете этого не стоит. Мы все тупые, нас в каменном веке по головам знаете сколько дубинками лупили? И вот вам результат. А вы из-за этого так убиваетесь.

Марина против воли начала хихикать сквозь слезы. Но горестные мысли снова взяли верх. В горе своем она была совершенно искренна. Девушка пребывала в отчаянии, оттого что теряла Андрея, и поэтому металась, готовая поверить кому угодно и совершить любую глупость. Тут все сошлось одно к одному: и любовь — нелепая, глупая, эгоистичная, но все же любовь к Трояновскому; и чувство ущемленного самолюбия — Марина никак не могла взять в толк, что ее любимый нашел во взрослой женщине, старше его, не такой юной, свежей и хорошенькой, как она; и страх остаться у разбитого корыта — без денег, без квартиры, без привычной уже безбедной, обеспеченной жизни; и злость на ту, кто эти несчастья принес.

— Но он же к ней уходит, я вижу. Нет — я чувствую. Он утекает, как вода сквозь пальцы. Раньше он просто бывал отчужденным, но я-то, дура, была свято уверена, что это просто характер такой, сдержанный. Ну, говорят, бывают люди с недоразвитыми эмоциями, ну не умеют. Я вот рисовать не умею, а он — любить, так чтобы все на свете забыть. Я и не волновалась. Даже радовалась, — говорила она, перемежая отрывистые фразы судорожными всхлипами.