Виктория Угрюмова - Стеклянный ключ

— Не знаю, я, грешная, не уверена, что не хотела бы такого супруга…

— Ненормальная! Типун тебе на язык! — рассердилась Капа. — И пасьянс не сошелся!

Она уже успела и повышивать, и помузицировать, и даже вздремнуть чуток, а возлюбленного как не было, так и не нет. Тото сердито подошла к зеркалу и, уставившись в серебристую поверхность, принялась беседовать с единственным живым существом в доме, не считая толстого золотого рыба, — со своим отражением.

— Все хорошо, — поведала она зеркальному двойнику, — но в течение пяти лет само собой разумеется, что обещание прийти домой в девять ничего не означает. Ровным счетом ничего. И ведь не возразишь. Все правильно. Все нормально! У него. Ты готова всю оставшуюся жизнь подчиняться этим правилам?

И отражение покачало головой в том смысле, что, конечно же, нет.

— Правда, ты тоже хороша, — продолжала Тото свой обличительный монолог, — но у тебя есть крохотное оправдание. Давай, давай скажем это вслух. Ты не чувствуешь надежности. Той самой надежности, о которой так много и долго трепались большевики.

Она смотрела на себя огромными, все расширяющимися глазами:

— Мне страшно. Как иногда бывает страшно.

И казалось ей, что ничего уже не случится в ее жизни по-настоящему прекрасного и светлого, что суждены ей только тоска и воспоминания, и, когда станет по-настоящему невыносимо, она согласится принять любой выбор, любой каприз судьбы, лишь бы не оставаться больше никогда одной, наедине со сверкающим в темноте зеркалом и одинокой, печальной, все потерявшей женщиной в нем.

Эта мысль ее испугала не на шутку. Она встряхнулась, расправила плечи, усилием воли заставила себя улыбнуться. Затем добыла из кармана шелкового халата мобильный и вышла на балкон.

— Алло! Ба? Я тебя не разбудила? Просто хотела поцеловать и сказать спокойной ночи. Я тебя люблю, слышишь?

Говоров появился на пороге с букетом роз и бутылкой красного вина.

— Здравствуй, милая! — чмокнул ее в висок. — Задержался, знаю. Зато вот приволок тебе добычу — твое любимое.

Татьяна рассмотрела бутылку:

— Знатное вино, знаешь ты в нем толк, ничего не скажешь. Ну что, выпьем для сладких снов?

Александр опустился в кресло у низенького столика, ловко вскрыл бутылку и налил вино в поданные Татьяной высокие стаканы. Вечер обещал стать милым, но тут на глаза Говорову внезапно попалось отложенное вышивание, и он недовольно нахмурился. Тото сразу уловила перемену в его настроении.

— «Что стало пасмурным чело»? Что случилось, солнышко? — спросила она, полагая, что это как-то связано с его рабочими проблемами.

— Ты должна не глупостями заниматься, а интенсивно готовиться к выставке, — заявил Александр менторским тоном.

Татьяна, несколько ошарашенная подобным крутым поворотом темы, все же не хотела окончательно портить вечер. Достав вазу, она вышла на кухню, чтобы налить воды. Там она проделала несколько странных манипуляций: глубоко вдохнула несколько раз, как перед погружением на глубину, затем заглянула в зеркальное стекло кухонного шкафчика и примерила несколько улыбок. Подобрав самое милое и естественное выражение, зафиксировала его и вернулась в комнату — простая, естественная, без единого следа недовольства на лице.

Александр уже переоделся, выпил полбокала, но менять тему явно не собирался:

— То ты пропадаешь на работе, которая никому совершенно не нужна. Деньги нужны? Возьми у меня, тебе же там, вероятно, кошкины слезы платят! — продолжал он, не собираясь смягчать недовольный свой тон. — То носишься по городу как угорелая, а делом не занимаешься.

— Пока я все успеваю, — сдержанно улыбнулась она. — Дом у нас в порядке, ты, похоже, не голодаешь. Кстати, ужинать будешь?

— Я уже ужинал, — отмахнулся Саша, но тут же поинтересовался: — А что у нас там?

— Мелочь всякая, вермишель по-китайски, суп гаспаччо, парфе абрикосовое на десерт.

— Растолстею я с тобой. Ну что, давай устроим второй ужин. Почему нет? Бывает же второй завтрак.

Зайдя на кухню, Говоров поймал себя на мысли, что Татьяну трудно упрекнуть в чем-то как хозяйку: повсюду царит безупречный порядок, стол накрыт милой скатертью, приборы сверкают. Да и готовит она так, что пальчики оближешь. Александр даже причмокивал от удовольствия, глотая суп, но упорно развивал все ту же нехитрую мысль, будто какой-то механизм в его голове заело именно на ней:

— Ты должна четко понимать, что выставка обязана состояться.