— Я хотел бы сказать ещё несколько слов, но в конце, — ответил Сисс и вернулся на своё место.
Инспектор снял очки. Глаза у него были утомлённые.
— Хорошо. Коллега Фаркар, пожалуйста, если у вас есть какие-нибудь дополнения.
Фаркар кивнул без видимой охоты.
— Честно говоря, добавить мне особенно нечего. Я, так сказать, традиционно и по старинке рассматривал эту «серию», как изволил назвать её доктор Сисс. И полагаю, что некоторые слухи соответствуют действительности. Объяснение тут, видимо, довольно простое: в Шелтеме и других городках преступник пытался украсть труп, но ему всякий раз мешали. Удалось только в Трикхилле. Тогда он ещё был новичком и взял труп без одежды. Очевидно, не сообразил, что транспортировать голого мертвеца куда опасней, во всяком случае, затруднительней, чем одетого, ибо одетый не так бросается в глаза. Поняв это, он изменил тактику и в остальных случаях уже старался как-нибудь прикрыть наготу. Наверно, и выбор тела в первый раз был не самый удачный — я имею в виду слова доктора Сисса «тело в хорошем состоянии». В трикхилльском морге был ещё один труп, в гораздо лучшем состоянии, чем украденный. Вот, пожалуй, и всё…
Да, остаются ещё мотивы, — добавил он через несколько секунд. — Я вижу следующие возможности: некрофил, сумасшедший и, скажем, какой-то учёный. Думаю, оценку мотивов мог бы дать доктор Соренсен.
— Я ведь не психолог и не психиатр, — раздражённо заявил врач. — Но в любом случае некрофилию можно исключить. Страдающие ею — люди, как правило, умственно отсталые, дебилы, кретины и к планированию сколько-нибудь сложной акции совершенно не способны. Тут никаких сомнений быть не может. Далее, сумасшествие, по-моему, тоже можно исключить. Никаких случайностей, слишком всё скрупулёзно, ни единой ошибочки — безумец не способен действовать столь логично и последовательно.
— Паранойя? — чуть слышно подсказал Грегори. Соренсен посмотрел на него почти с отвращением. Какое-то мгновение казалось, что он с сомнением катает это слово во рту, словно бы пробует на вкус; потом его тонкие лягушачьи губы искривились в непонятной гримасе.
— Нет. То есть я думаю, что нет, — смягчил Соренсен категоричность утверждения. — Нельзя пользоваться сумасшествием как мешком, в который можно запихнуть все поступки с непонятной мотивацией. У сумасшествия своя система, своя логика поведения. В крайнем случае, нельзя, конечно, исключать возможности, что некто с тяжёлой формой психопатии, да, да, психопат, именно психопат, мог бы оказаться этим самым похитителем. Это единственная возможность.
— Психопат со склонностью к математике, — бросил Сисс.
— Как прикажете это понимать?
Соренсен, приоткрыв рот, с глуповато-издевательской ухмылкой заглядывал в лицо Сиссу. Вид у него был довольно противный.
— Психопат, представивший, как это будет забавно, если произведение расстояния и времени между происшествиями, умноженное на разницу температур, окажется постоянной величиной, константой.
Соренсен нервным движением погладил колено, потом забарабанил по нему пальцами.
— Ну, знаете… Можно умножать и делить всё, что душе угодно — длину зонтиков на размеры шляп и получать разные постоянные и переменные…
— Вы полагаете, что подобным образом принизите математику? — начал Сисс. Было ясно, что на языке у него вертится какая-то резкость.
— Прошу прощения. Мне бы хотелось услышать оценку третьего мотива. — Шеппард смотрел на Соренсена тем же тяжёлым взглядом.
— А, учёный? Который крадёт трупы? Нет. Ну что вы… Учёный, производящий на трупах эксперименты? Ни за что на свете! Это скорее подойдёт для какого-нибудь третьеразрядного фильма. Зачем красть трупы, если их можно получить в любой прозекторской, причём без всяких затруднений, да даже и купить у родственников покойного? И такое возможно… Кроме того, ни один учёный сейчас уже не работает в одиночку, так что, если он даже и похитит труп (не знаю только зачем), ему не удастся скрыть его от коллег, от сотрудников. Этот мотив можно со спокойной душой отбросить.
— Так что же, по-вашему, остаётся? — спросил Шеппард. Его аскетическое лицо было совершенно непроницаемо.
Грегори поймал себя на том, что глаз не сводит с него, прямо-таки неприлично пялится — уставился, как на картину. «Действительно он такой, каким кажется, или это только усталость и привычка?» После вопроса, заданного главным инспектором, воцарилось долгое, неловкое молчание. В темноте за окнами опять раздался рёв авиационных двигателей, басовито прогремел над самым зданием и затих. Стёкла снова задребезжали.
Читать дальше