Алексей Хапров - Наследник

— Ну, скоро ты там? — нетерпеливо поинтересовался Радик.

Я промолчал, не удостоив его даже поворотом головы.

Когда машина приобрела почти что первозданный блеск, я насухо протер тряпкой руки, и краешком глаза покосился на "наследника". Он продолжал сидеть на корточках возле скутера и наблюдал за мной. Я, не спеша, подошел к нему и снисходительно спросил:

— Ну? В чем проблема?

— Не заводится, — пожаловался Радик.

Я несколько раз нажал на педаль. Мотор не реагировал. Мне еще никогда не доводилось чинить скутеры, но в мотоциклах я разбирался сравнительно неплохо. Во всяком случае, я прекрасно знал, что если в мотоцикле вдруг заглох мотор, дело может быть вовсе не в "движке", а в проводе, который соединяет его с аккумулятором, и который мог попросту отломиться. Я поднял сиденье и заглянул внутрь. Так оно и есть.

— Неси паяльник, — произнес я, постаравшись придать своему голосу строгие нотки.

"Чадо" сорвалось с места и помчалось в дом.

— И не забудь олово с припоем! — вдогонку крикнул я.

Требуемые мною предметы не заставили себя ждать. Раскручивая шнур паяльника, я огляделся по сторонам.

— А где розетка?

Радик забежал в сарай и с готовностью вытащил оттуда удлинитель.

— Я его уже подключил, — сообщил он.

Подождав, пока паяльник хорошо разогреется, я, с помощью солидной порции олова, восстановил контакт.

Радик бросился к скутеру, намереваясь тут же его завести, но я его остановил:

— Подожди минут десять. Пусть застынет.

Пока я мыл руки с мылом, он нетерпеливо посматривал на свои наручные часы. Когда я закрыл кран, и принялся стряхивать с ладоней воду, он спросил:

— Ну, можно?

— Попробуй, — кивнул головой я.

Радик нажал на педаль. Мотор взревел. Мальчик радостно подпрыгнул.

— Работает!

Я направился в свою будку.

— Я скажу папе, чтобы он тебе заплатил! — крикнул Радик.

— Собери инструменты, — ворчливо отозвался я. — И выключи этот психопатический вой. Уже голова от него болит.

"Prodigy" смолк. Радик выкатил скутер на улицу, прыгнул на него, и куда-то умчался. Домой он вернулся только вечером. Чумазый, растрепанный, и чрезвычайно довольный…

Тетю Клаву интересовало буквально все. Пока я завтракал… точнее, пытался завтракать, она обрушила на меня целый град вопросов: как Карпычев живет? что он ест? что он пьет? что он делает дома? о чем он говорит? какие у него взаимоотношения с женой? И так далее, и тому подобное. Разогретое на сковородке рагу совсем остыло, не оказавшись в моем желудке даже и половиной своего содержимого. Я попросту не успевал засовывать его в рот, и занимался только тем, что отражал яростные атаки неиссякаемого женского любопытства.

Карпычев жив-здоров. Что он ест и пьет — я не знаю. Что он делает дома — тоже не знаю. Он меня к себе в гости не приглашал. И уж точно не ведаю, есть ли у него с женой "взаимоотношения". Я за ними не подглядывал.

О конфликте Катерины и Радика я тете Клаве, естественно, ничего рассказывать не стал. Я понимал, что если я поведаю ей эту историю, она, сродни испорченному телефону, тут же пойдет гулять по округе, и обрастать все новыми и новыми, зачастую самыми невероятными, подробностями.

Кстати, подобные конфликты между Радиком и Катериной были отнюдь не редкостью. Об этом мне поведал Ширяев, мой второй напарник, невысокий крепыш, лет пятидесяти, с расплывчатыми чертами лица, внушительным носом и очень толстыми губами.

— Это он просто ее так донимает, — объяснил он.

— А чего они друг с другом не ладят? — поинтересовался я.

Ширяев усмехнулся.

— Где ты видел, чтобы мачеха ладила с пасынком? К тому же еще и приемным. Впрочем, он и сам не подарок.

— Я в этом уже убедился, — признался я. — А правда, что из-за него одного охранника уволили?

— Кольку Громова? Правда. Но, между нами говоря, Колька сам виноват. Балакал здесь однажды с какой-то бабой по телефону. А он не может без того, чтобы не порисоваться, не прихвастнуть. Ну, его и понесло: да я их всех… да они у меня все… А пацан находился неподалеку, и все это слышал. Ну, и решил показать, кто в доме хозяин. Так что, если будешь кому-то "заливать", дверь прикрывай поплотнее, и разговаривай потише.

"Заливать" по телефону я, конечно, не собирался. Во-первых, было некому. А во-вторых, я не был охотником до продолжительных разговоров. Вот моя мать — это другое дело. Она могла часами занимать линию, не находя в этом ничего предосудительного, а затем бурно возмущаться жадностью телефонной станции, присылавшей нам в конце месяца астрономические счета.