Алексей Хапров: Сын Духа Святого

Я кивнул головой.

— Что такое счастье? — медленно повторил Славик, задумчиво сжал губы, и немного помолчал. — Тебе как объяснить? Как объясняют проповедники, — мол, здоровье, любовь, и прочее, — или так, как подсказывает мне жизненный опыт?

— А это различается? — удивился я.

— По моим наблюдениям, да.

— Тогда опирайся на свой жизненный опыт.

— Хорошо, — сказал Славик. — Но предупреждаю, мои слова могут показаться тебе циничными.

Я согласно кивнул. Славик откинулся на спинку кресла, в котором сидел, и поднял глаза на небо.

— Счастье чувствуешь тогда, когда тебя окружает добро. А вот что следует считать добром — вопрос сложный. Добро ведь бывает разным. Если судить вообще, то добро — это действия, происходящие в соответствии с библейскими принципами: не убей, не укради, возлюби ближнего своего и врага своего, и так далее. Но для каждого оно свое. Начнем с самых истоков. Когда-то давным-давно достопочтенный Будда распространил понятие добра на все без исключения: на людей, на животных, и даже на растения. Христианство пошло по другому пути. Оно распространило понятие добра на одних лишь людей. Все, что к людям не относится, добра не достойно. Вот мы и рубим деревья, срываем цветы, давим насекомых, убиваем животных, и это не считается грехом. В религии добро выглядит единым для всех людей. Но в реальной жизни оно стало дробиться. У правящего класса свое добро, у бедных — свое. Оно не является всеобщим, оно есть понятие частное. А для достижения частного добра зачастую применяется зло. Зло во имя добра также не считают грехом. Октябрьская революция в 1917 году поставила целью облегчить жизнь рабочих и крестьян, превратить их в правящий класс. Но для этого пришлось истребить предыдущий правящий класс, помещиков и капиталистов. Гитлер, желая добра своему народу, стремился превратить его в господствующую нацию. Но для этого было необходимо поработить и истребить другие народы. Тоже классический пример зла во имя добра. И с точки зрения Гитлера, наверное, это зло не являлось грехом, ведь оно творилось во благо немецкого народа. Так что добро двойственно: для кого-то оно действительно добро, а для кого-то, наоборот, зло. Такого, чтобы частное добро являлось добром всеобщим, никогда не было, и не будет. Это реалии жизни. И они свойственны не только человеческому обществу, но и всей природе. Борьба и взаимное уничтожение существуют даже в лесу среди растений, не говоря уже о насекомых и животных. Деревья, травы, кустарники борются друг с другом за землю, за солнечный свет, за влагу. Каждый борется за собственное добро. Так же и счастье. Оно не может быть всеобщим. Счастье одного может оборачиваться несчастьем для другого. Вот представь, что ты талантливый музыкант, тебя взяли в престижный, успешный ансамбль. А вокруг — десятки не менее талантливых музыкантов, которые тоже достойны того, чтобы стать участниками этого ансамбля. Но место всего одно, и его по каким-то причинам занял именно ты. А остальные из-за этого вынуждены оставаться в стороне. Твое счастье обернулось для них несчастьем. Так же и во всем другом. Из всего этого вытекает, что счастьем можно считать то, что тебе удалось занять в этой жизни свою нишу, позволяющую тебе полноценно жить, иметь источник средств к существованию, не только физическому, но и духовному, и в целом получать от жизни удовольствие. Правильно это или нет — не знаю. Но я вижу это именно так.

Я вздохнул. Несмотря на весь цинизм услышанного, я почувствовал, что в своих рассуждениях Славик был абсолютно прав. Вся моя жизнь, все то, что я в ней наблюдал, все то, с чем мне пришлось столкнуться, это подтверждало.

— Славик, — снова спросил его я, потирая пальцами зудевший на правой ладони шрам, — а тебе никогда не хотелось прожить свою жизнь заново, чтобы что-то в ней изменить?

— Прожить жизнь заново, конечно, хочется, — ответил он. — Но чтобы что-то в ней кардинально изменить, такого желания нет. В целом я своей жизнью доволен. Если только что-нибудь по мелочи…

В эту ночь я боялся закрыть глаза, и изо всех сил боролся с настойчиво атаковавшим меня сном. Мне казалось, что если я не засну, со мной ничего не случится, и я продолжу жить дальше, как жил. Но под утро мои силы все же иссякли, и я непроизвольно отключился.

Очнулся я от яркого света, бившего мне сквозь веки. Открыв глаза, я печально вздохнул. Я находился на уже знакомой мне зеленой лужайке. Рядом росли фруктовые деревья, протекал ручей с совершенно прозрачной, чистой водой, а вдалеке, в туманной дымке, виднелись остроконечные вершины высоких гор.