Михаил Васильев: Грибник

Сейчас мир изменится. Володарский мост — почему-то его забыли переименовать. Город пока ненастоящий: промышленный, бурый, слева причал возле завода "Картонтоль" — приходилось там работать. У воды — белые пирамиды макулатуры. Быстрее домой — какие тут могут быть восемь километров. Еще мост, будто темный сырой туннель, и еще впереди… Вот уже голубой, будто фарфоровый, Смольнинский собор.

Показалось невероятным — неужели все заканчивается. Уже почти позади его путь, и еще целая неделя такой утомительной грибной возни на островах. Большая Невка. Здесь тесно обступившие дома, люди, городской шум. Совсем недалеко до пресловутого ресторана "Гранд Кокет". Как жаль, что нельзя просто причалить к набережной, к ближайшему спуску и по-быстрому занести эту корзину по назначению. Это город — значит условности.

Мосты над головой — один за другим. Едва успевают появляться освещенные участки воды. Штурвал приходиться крутить, перекладывать из одной руки в другую. А сейчас еще больше, чаще — в узких протоках среди Кировских островов. Впереди стал виден Финский залив. Неужели уже все — вон он, его причал.

"Все. Финиш!" — Выключил мотор, словно поставил этим точку. А может быть восклицательный знак. Удар о причал, и после этого сразу стало теплее. Он встал в катере, утирая лицо, измазанное зябкими соплями. С трудом разогнул скрючившиеся на штурвале руки, грязные рукавицы снял и выбросил в воду.

— Как дела? — окликнул его человек по фамилии Папашин. Случайный знакомый, все время пропадавший в местном яхт-клубе. Стоя на палубе своей яхты, глядел сверху вниз. — Ну как твое грибное хозяйство? Цветет?

— Грибы не цветут, — пробормотал Артур.

Папашин этот служил мясником, хоть и хвастался всегда, что окончил институт, факультет физвоспитания. Мясником он был в те годы, когда это было модно, оставался, когда стало очень модно. Удивительно, но мясником он был и сейчас, в наше время, когда мясники почти исчезли, как класс.

— Куда собрался-то? — равнодушно поинтересовался Папашин.

— На материк, — отвечал Артур. — В ресторан, — поспешно добавил он.

До дома еще было далеко, еще надо было отнести товар в заведение Аркадия Натановича, в пресловутый "Гранд Кокет" возле Сытнинского рынка.

Из трюма Артур достал два чемодана, специальные, с тряпичными чехлами внутри, которые легко вынимались вместе с грибным содержимым. Теперь Артур носил грибы в них. Элегантные блестящие чемоданы — это не то, что его прежняя полосатая сумка, с которой он становился похож на челнока из прошлого. Была такая, плебейская, сделанная из пластикового мешка, хотя и емкая. Туда он засовывал ящики и корзины с грибами целиком. Ко всему, с некрасивой сумкой его задерживали менты. И почему-то только вдали от рынка. Ближе к этому рынку его груз становился легальным. Чем ближе, тем легальнее, по несуществующим законам.

Тщательно оттер чемоданы от лесной грязи и мусора.

"Хороший гриб, — пробормотал Артур, — микоризный…"

Это он готовился торговаться. Еврей из "Гранд Кокета", протрезвев, конечно, сделает вид, будто забыл, что согласился на сморчки. Начнет ворчать, набивать себе цену. В ресторане Артура считали деревенским простаком, говоря по-современному, лохом. Как бы, наверное, удивился этот Аркадий Натанович, узнав, что лох окончил университет и скоро начнет работать в библиотеке театра.

Чемоданы, в которые он пересыпал грибы, получились приятно увесистыми. В ресторане будут недовольны, там почему-то любят получать товар в корзинах. Видимо, просто для того, чтобы утвердить свой статус. Ничего, потерпят.

Когда он, наконец, подошел к родному дому, по городским меркам еще продолжалось утро. Чуть больше десяти часов. Из денег осталось только несколько жетонов на метро — чтобы отвезти чемоданы в ресторан, пришлось потратить последнее. Натаныча на месте уже не оказалось, по телефону тот обещал, что рассчитается завтра.

Сейчас хотелось только одного — добраться до постели, залезть в нее с книжкой и с ней же уснуть. Теперь по-настоящему. Дома где-то был большой двухтомник рассказов Кира Булычева о Великом Гусляре. Артур предвкушал и надеялся, что там еще остались непрочитанные рассказы.

Канистра с угрями как будто потяжелела. Артур нес ее, перекосившись набок.

Высокая дверь подъезда, старая-старая, может быть, еще сохранившаяся с дореволюционных времен, когда этот дом и был построен. Всю жизнь Артур слышал ее скрип, уже такой громкий и сложный, что тот стал членораздельным. Дверь будто пыталась пожаловаться на жизнь знакомому.