Михаил Васильев - Грибник

Намыленный достал сильно поцарапанный алюминиевый портсигар с остатками анодированного покрытия, осторожно открыл. Внутри перекатывалась золотая коронка.

— Во, щелкни глазом! — сказал с гордостью. — Видал?

— Золото, — зачарованно произнес Алмаз.

— Зуб ржавый, — с гордостью высказался Намыленный. — Немецкий. Эдик тебе не нищий, не обсос последний. С немца зажмуренного снял. Сам выкопал. Только дешево не отдам, буду жать, пока настоящую цену не получу. Продаю дорого, потому, что покупатели богатые, а Эдик бедный. Сейчас мало, что находится. Все рвут в леса — копать. Все уже перекопано. В этом сезоне блиндаж закончим, там еще, наверняка, есть что-то.

— А Артурка в театр поступил, — сообщил Алмаз.

— Первым любовником что ли? — рассеянно спросил Намыленный. — Я тоже в Среднем театре трудился. Пока здоровье позволяло. Рулез этот знаю — прогон-перегон, творческий процесс, все дела.

— Ты же в котельной там работал! — с возмущением воскликнул Алмаз.

— Ну да, в котельной самое творчество, — скептически заметил Артур.

Намыленный нисколько не смутился.

— А я в театре в библиотеку оформился, — счел нужным объяснить Артур. — Библиотекарем. Буду сидеть там и писать стихи, кроткий, как микроб.

Он решил устроиться на официальную работу, такую же, как у всех — захотелось. И оказалось, что работать он желает и согласен только в театре. Служить в театре!

— Я книжный червь, а не грибной. Не предназначен для работы на свежем воздухе.

Намыленный, похоже, не обратил внимания на его слова:

— Ладно, чуваки, — сказал он. — Пойду я, дел много. Честь имею! — добавил неожиданно.

Артур тоже с облегчением взялся за свою канистру. Похоже, что с переменой подъезда возникали новые дворовые связи. Или, точнее, возобновлялись старые.

Лестница, которая, надобно отдать справедливость, была вся умащена водой, помоями и проникнута насквозь тем спиртуозным запахом, который ест глаза и, как известно, присутствует неотлучно на всех черных лестницах петербургских домов.

"Кажется, так у Гоголя"?

Пред глазами ступени, стершиеся посредине от шарканья бесчисленных ног. Может быть, по таким же когда-то поднимался к себе Акакий Акакиевич. Его, Артура, старинный дом.

Вроде, совсем недавно, они, всей многочисленной семьей, выкупали и выкупали комнаты в своей коммуналке, пока полностью не освободились от соседей. Когда-то огромная и запущенная, такая неуютная коммуналка опустела. Намечался раздел ее, и уже нашелся покупатель. И не кто-нибудь, а Артуров детский друг и сосед по этой же квартире, Сережка Куксенко. Жена его оказалась владелицей собственной риэлтерской конторы. Каждый в семье Башмачниковых готовился обрести отдельное индивидуальное жилье по собственному вкусу. А дед вместе с Артуром собрался купить большую роскошную, совсем недоступную им раньше квартиру, обязательно, на какой-нибудь набережной. Об этом он часто говорил. Неужели такое было возможно? Эх, дед! Всегда уверенный в себе и в своих силах, и знать не желавший ни о какой смерти. Может, все и удалось бы и даже, наверняка, удалось, но кто-то поставленный следить за правилами заметил и пресек самовольство. Не посчитавшись с планами, ни деда, ни его наследников.

Потом жена Сереги Куксенко все-таки появилась, сошлись на том, что она купила большую часть квартиры. Все Башмачниковы разделили деньги и разъехались по миру. Артуру достались не мельница и не кот, а этот родовой коммунальный угол, и еще немного от общих денег. Те быстро кончились. Часть квартиры теперь называлась "отчужденной". Новые хозяева строили там супержилье, намечалось что-то сверхъестественно роскошное. Хозяина этого, своего друга Сережку Куксенко, Артур так ни разу еще не видел, только несколько раз слышал в глубине квартиры голос его жены, всегда недовольной тем, что сделали.

Вот она, его теперь дверь. Наспех сколоченная из старых грязных досок с висящим амбарным замком. Будто украденная и перенесенная сюда с чьего-то дачного сортира. Нелепая тут, в городском доме.

Когда-то здесь была дверь черного хода для народа попроще. Потом ее заложили, а вот недавно нашли и снова "прорубили", по выражению строителей. Для Артура, для входа в его новое жилище.

Наконец-то он оказался внутри. Сразу стало заметно, бросилось в глаза, что за время его отсутствия в квартире все сильно изменилось. От прежнего длинного коридора, непременного атрибута любой коммуналки, почти ничего не осталось. Только маленький огрызок перед комнаткой Артура. Сейчас и он почти исчез, заставленный коробками, мешками и узлами. Всем брошенном в прежнем коридоре имуществом клана Башмачниковых, которое стащили сюда строители. Голоса их, непривычно гулкие, звучали где-то неестественно далеко.