Михаил Васильев - Грибник

— В мусорном ведре какие-нибудь балетки или пуанты должны быть, — сказала Регина. — Они там всегда есть… А я пошла. Закрывать не буду.

Остаток времени Артур убивал в туалете рядом с кабинетом Великолуцкого. Ждал назначенного самим себе срока. Пуанты, самые большие из тех, что нашлись в ведре, натянул здесь, кое-как обмотал и завязал ленты. В голову пришло: хорошо, что трико черное, не того цвета, что у позавчерашнего Квазимодо. Если этой ночью его встретят в театре, трудно будет доказать, что он и Квазимодо — не одно лицо.

Двор театра уже давно опустел. Сквозь деревья были видны освещенные окна непонятно какого дома далеко отсюда. Артур выбрал одно окно и загадал, что, когда то погаснет, он начнет выбираться наружу. Примется за дело.

Стоял, представляя, как скоро они с Региной вместе будут смеяться над собой. Сбросившие опасность, свободные. Побыстрее бы это произошло. Вспомнил про "свое", загаданное окно. Его не было — где-то далеко выключили свет.

"Пора. Хватит здесь говно нюхать".

Рама окна, которое открыл Артур, оказалась совсем ветхой, древней. Кто знает, может, здесь не меняли рамы еще с дореволюционных времен, со дня постройки здания.

Выбрался в прохладную тьму, нашаривая ногами, непонятно где, какую-то опору. Карниз оказался совсем не таким широким, как казалось снизу. Артур очутился на немыслимой высоте. Неужели это всего лишь третий этаж?

Из-за осыпавшейся когда-то штукатурки карниз был неровным, и Артуру казалось, что он идет по земляной насыпи. Жали тесные пуанты.

Как будто бы он видел такое в старом-старом черно-белом фильме. Французском, кажется. На месте кого он сейчас оказался? Алена Делона, вроде бы?

Теперь совсем близко и подробно — архитектурные излишества. Артур приближался к какой-то каменной харе, круглой, с всклокоченными волосами и открытым ртом. Может быть, Медуза Горгона? Нет — античная маска. Символ трагедии.

Остановился, судорожно уцепившись за этот ее разинутый рот, за каменную губу.

"Неужели меня никто не видит?"

Медленно миновал окно комнаты, где пытались схватить Квазимодо. За стеклом — непроницаемая черная тьма. Над головой — вылепленная из цемента раковина, завитая, с тщательно выведенными, расходящимися веером бороздками внутри. Совсем как грибная шляпка снизу. Как заметно, что и гриб, и морскую раковину придумал один автор. Вот тебе и доказательство бога. Сюда бы тех, кто сомневается.

"И это окно считалось соседним?" — Добравшись до цели, Артур ухватился за полуколонну, выступающую из стены. Внизу он эти колонны не замечал.

Такая же старая трухлявая рама. С облегчением и радостью обнаружил, что форточка открыта. Потянулся к ней, цепляясь за раму и — вот удивление! — оказалось, что открывается само окно — не закрыты даже шпингалеты изнутри.

В лунном свете было видно, что кабинет художественного руководителя большой, изгибающийся буквой "Г". Как будто состоящий из двух комнат. Концы и края его терялись во тьме. Казалось, что там кто-то стоит и смотрит. Великолуцкий, кто же еще…

Тишина будто усиливалась. Раньше не приходило в голову, что такое возможно. Взобравшийся внутрь Артур сидел на корточках на подоконнике. Казалось, что он попал в девятнадцатый век. Мерцала золотом, лаком и, кажется, бронзой мебель, что-то по-старомодному роскошное.

Спрыгнул и оказался у стола, в пятне лунного света из окна был виден массивный чернильный прибор, лежащий листок, бланк с затейливыми завитками театрального логотипа. На бланке сидел вездесущий таракан, чуть шевелил усами. Ничего не боялся, сейчас чувствовал себя хозяином. Какая яркая сегодня луна!

Чернильный прибор — на ощупь бронза, камень. Окостеневшее от времени дерево, а это, вроде бы, кость настоящая, слоновая.

"Пластмасса доиндустриального периода", — почему-то пришло в голову.

В пепельнице, большой, хрустальной, судя по запаху, лежали окурки сигар. Он нашарил один, сунул в рот, прикурил. Пора было действовать.

Что-то блестевшее на стене оказалось канделябрами. Красивыми, позолоченными. Свечи на них, конечно, никогда не зажигали. Настоящие ли они, вообще? Выяснилось, что настоящие. Свет от горящих свечей к тому же оказался излишним, почти таким же ярким, как электрический.

Этот свет преобразил окружающий мир. Настоящий кабинет стал другим, не похожим на воображаемый, который Артур только что видел.

Он прошел длинные комнаты из конца в конец. Стиль ретро, может быть, даже подлинный ампир, здесь нарушали только факс, монитор компьютера на столе, довольно старой модели, и еще темный слепой экран телепанели на стене. Никаких улик вокруг не было заметно, и наган тоже нигде не лежал.