Михаил Васильев - Грибник

В театре нашелся буфет. Непонятно, почему он так назывался — оказалось, что это большое помещение с множеством столов, похожее на спортзал в школе, где Артур учился когда-то.

Потом он стоял в коридоре, смотрел в окно, на хоздвор театра. Кто-то учинил там какие-то насаждения. Сейчас это были только кучи земли и торфа, присыпанные свежими опилками, наверное, из декорационной мастерской. Оттуда торчали прутики, палки и проволока. Пока все выглядело жалко. Вплотную к забору стоял большой сарай из гофрированного железа — тоже что-то хозяйственное. В глубине двора — большая солидная котельная с трубой. Неужели здесь до сих пор топят углем? Рядом с ней беседка-курилка с кабельной катушкой, вкопанной в землю в качестве стола. За оградой театра видна круглая площадь. Посреди нее на пьедестале сидел какой-то зеленый мужик, вокруг него кружились машины.

Вот это теперь его жизнь.

"Я с юных лет люблю балет, — задумчиво напевал Артур, возвращаясь в библиотеку. — Любой мне танец удавался…"

Остаток обеденного перерыва он просидел у своего теперь стола перед компьютером. Выдвинув ящик, любовался, лежащим там, наганом.

На расстоянии ощущалась заложенная в него сила. Стершиеся щечки на ручке из какой-то древней пластмассы. Как она называлась — карболит? Звездочка, выдавленная под ручкой, с остатками краски в этом углублении. Когда-то и кому-то этот наган хорошо послужил.

Подумал, что покойный Илья немедленно стал бы его разбирать. Изучать. Объяснять, зачем в нем каждая железка.

Появившаяся Октябрина теперь за барьером смотрела телевизор, передачу "Ретрогеи. Великие геи прошлого".

— Вам, Артур, надо брать пример с геев.

— Вот как!?

— Они так хорошо одеваются. У меня много знакомых геев, я много о них знаю.

— Ну, вот из кризиса выйдем, — пробормотал Артур. Удивляло, что в библиотеку до сих пор никто не приходил.

Потом пошел фильм о вымерших доисторических животных. Показывали созданных путем каких-то телевизионных технологий мамонтов, шерстистых носорогов, саблезубых тигров. Октябрина верила телевизору, громко ужасалась.

— Неужели где-то такие звери есть? — иногда все-таки сомневалась она.

— Есть, — врал Артур. Постепенно он понял, что старуха совсем лишена воображения. — А это соплезуб, редкий вид. Сохранился еще в нашем Забайкалье.

Потом Октябрину отвлек звонок из костюмерной, она "убежала". В костюмерной все были ее старыми подругами, и там она, как выразилась, "строила" себе платье. Вернувшись, взялась вспоминать о прежней жизни в театре и о прежней себе. Про встречи с Володей Высоцким, Кешей Смоктуновским. Как поссорилась с Анастасией Вертинской, с Марианной она, кажется, тоже ссорилась. Похоже, что этим Октябрина даже гордилась.

— Я тогда работала заведующей читальным залом музея МХАТ…

Не останавливаясь, говорила, обмахиваясь страусовым веером. Оказывается, он был не только праздным украшением. При этом не снимала меховой шапки с какой-то блестящей брошкой.

— Сильно топят, — пожаловалась она.

Так, под ее воспоминания почти прошел остаток театрального рабочего дня. К счастью, Октябрина помнила, когда он заканчивается. А нужно было еще зайти в литчасть и отдел кадров.

Там забрали трудовую книжку, дали расписаться в нескольких бумагах. Оказалось, его должность называлась "помощник библиотекаря". Низшая форма жизни в театре.

В почтовом ящике опять белело письмо покойному деду по поводу их кооператива. Поднимавшийся по лестнице Артур увидел, что его дверь в подъезд открыта. Из квартиры доносился шум, внутри, будто дым, стояла цементная пыль. Строители убирали свой мусор. Многие мусорные кучи уже исчезли, рассованные в бумажные мешки.

— Эй, хозяин, чего с пианиной твоей делать будем? — Один из строителей указал на Артуров "Красный Октябрь", сейчас отодвинутый в сторону.

— Чего хотите! — сказал Артур. — Выбрасывайте. Можете, хоть в окно.

"Все равно краской его засрали. И поломали, наверное", — пробормотал он.

Войдя в свою комнату, закрыл за собой дверь. За окном во дворе было пусто. Только из арки вышла высокая девушка, неопределенной, отсюда издалека, внешности. Подняв голову, обвела взглядом верхние окна дома, потом вошла в Артуров подъезд.

Артур стоял, глядя в окно:

"Дело меня не поддерживает на этом свете, только слово. Вот и буду к слову прислоняться, к библиотеке хоть". — Может быть, он готовился к тому, что скажет завтра в театре?

Шаги в подъезде были хорошо слышны сейчас, когда дверь туда была открыта. Их не заглушали даже крики строителей и скрежет сгребаемого кирпичного щебня. Как ни странно, у этой квартиры проходивший остановился. Артур выглянул из комнаты. Высокая девушка, которую он видел во дворе, стояла на лестничной площадке, с недоумением заглядывала внутрь. Зачем-то постучала в открытую дверь, вошла.