Николас Блейк: Смертельный розыгрыш

Берти был несколько сконфужен тем, что последнюю сценку видели две женщины. Он бросил на них привычно вызывающий взгляд, но в этом взгляде чего-то не хватало. Коринна, поджав ноги, села на траву; со скромным видом потягивая джин и имбирное пиво, она перешептывалась с Сэмом, а Дженни вела светскую беседу с Берти. Подковылял новый щенок, и Берти почесал у него за ухом. Вернулась обычная непринужденная атмосфера, время словно обратилось вспять: мы проводим свой первый день в «Зеленом уголке», еще не произошло, да и никогда не произойдет тех событий, которые так сильно омрачили нашу жизнь эти несколько недель.

Раза два Сэм окидывал Берти бесстрастным, оценивающим взором, но, кажется, он единственный подозревал, что мы пьем с убийцей. Глядя, как шаловливый ветерок играет золотыми волосами Дженни, я не мог думать ни о чем, кроме ее любви ко мне. Как непростительно было сомневаться в ее верности! Даже когда Берти что-то шепнул ей на ухо и они удалились в глубь сада и несколько минут о чем-то беседовали, я был совершенно спокоен.

— Ах ты, злая обезьянка,— сказала Коринна, когда щенок стал хватать ее пальцы.

Снова вернулось прошлое. И я услышал голос Берти из-за садовой ограды (это было после званого ужина у Пейстонов): «Как будто тебя оседлала злая обезьяна…» Берти рассказывал о Вере одному из своих веселых дружков. Так обычно болтают мужчины в курилках. Вульгарный, бессердечный треп, не заслуживающий ничего, кроме презрения. В таком духе отзываться о своей любовнице! Только чурбан мог не оценить, что это за редкостное, неповторимое существо. Мне стало тошно.

Они с Дженни вернулись по лужайке. Берти был явно озабочен. Но он попытался отмахнуться от того, что его тревожило, с помощью шутки:

— Идиллическая сцена! Словно мы в Эдемском саду. Змею остается только уползти…

Мы с Дженни прошли в кухню.

— О чем вы с ним разговаривали?

— Престранная история. Он захотел знать, я ли написала записку с приглашением зайти к нам в тот день, когда мы ездили кататься на яхте. Я сказала — конечно, нет. Он не счел нужным объяснять, что стоит за этим вопросом. Но вид у него был пришибленный, ты заметил? А о чем был ваш разговор?

— Главным образом об Элвине. И о Роналде Пейстоне. Дженни, любимая, как ты думаешь, Берти — отъявленный лгун?

Дженни принялась накрывать стол. Ответила она не сразу:

— Он не побрезгует никакой ложью, чтобы затащить женщину в постель. Женщин он, разумеется, презирает, это оправдывает его в собственных глазах.

— Но допустим, он попал в беду — большую беду. Стал бы он лгать, чтобы выкрутиться?

— Смотря в каком случае,— раздумчиво ответила Дженни.— Человек он совершенно аморальный. Но не трус. И у него есть чувство собственного достоинства и чисто мужское высокомерие. И еще сохранились остатки школьной и полковой этики. Не уронить свою честь.

— Ты хочешь сказать, он скорее соврет, чтобы выручить другого, чем ради собственного спасения?

— Да. Если этот другой — мужчина, товарищ.

— Или брат?

Глаза Дженни широко раскрылись.

— Что ты имеешь в виду?… Впрочем, если не хочешь, не говори.

— Ты как-то говорила, что они с Элвином недолюбливают друг друга. Ты все еще такого же мнения? Он ненавидит Элвина?

— Нет, я бы сказала, дело обстоит наоборот. Конечно, жить с Элвином не сладко. Но я полагаю, что он все еще дорожит семейной солидарностью. Не посрамить имя Картов. В сущности, он не слишком умен.

— Значит, он мог бы солгать для сохранения фамильной чести? А чтобы погубить врага?

— При исполнении служебного долга — если бы он был, например, разведчиком или сотрудником секретной службы, думаю, да, солгал бы не раздумывая.

— А для того, чтобы расправиться с личным врагом?

— Нет. Это было бы нарушением его кодекса чести.

— Пошел бы он на ложь ради собственной выгоды, ради денег?

— О Боже! Какой трудный вопрос!— Дженни взъерошила ручкой черпака свои перистые волосы.— По зрелом размышлении я сказала бы: нет. Он привык к легкой жизни как потомственной привилегии своего класса, вот почему он и ему подобные без зазрения совести залезают в долги. Деньги для него нечто вроде женщин: пользуешься ими, получаешь удовольствие, но в глубине души презираешь.

— Не противоречишь ли ты самой себе? Ты только что сказала, что он не побрезгует никакой ложью, чтобы затащить женщину в постель. Значит, он не погнушается солгать и ради денег, которые презирает так же, как женщин.

— Возможно. Не знаю. Смотря на какую ложь ему придется пойти. Но если тебе нужен пример человека, готового на любую ложь, любую подлость ради денег, то это Роналд Пейстон. У них в деловом мире считается вполне этичным надувать своих конкурентов.