Сергей Высоцкий - Не загоняйте в угол прокурора. Сборник

На следующее утро в коридоре редакции Рукавишников столкнулся с Соленой. Еще издали завидев его, она резким движением отвернула свою крашеную, в мелких кудряшках голову в сторону и гордо, словно солдат на параде, прошествовала мимо, не ответив на приветствие.

Алексей Иванович невесело усмехнулся: уже обо всем знает! Только что секретарь редактора Зина передала Алексею Ивановичу телефонограмму из районной прокуратуры. Его просили прибыть к следователю Миронову в девятую комнату. Алла Николаевна, как всегда, верна себе. И в отношениях с людьми и в отношении к искусству она умела мгновенно перестраиваться. Разнеся в пух и прах какой-нибудь новый спектакль, она через неделю могла написать восторженный отзыв на него же. Если было указание… Но уже под псевдонимом…

И самое печальное состояло в том, что над Соленой только смеялись. Она же продолжала процветать, готовая дважды в сутки переменить свою точку зрения.

В первые годы работы в редакции Алексей Иванович пытался как-то бороться с беспринципностью этой женщины, пытавшейся на страницах газеты утвердить эстетическую всеядность. Выступал на партсобраниях, на летучках. Многие хвалили его за смелость, но, опять-таки смеясь, предрекали: «Старик, не ты один пробовал бороться с «соленизмом», но Алла и ныне здесь». И Рукавишников махнул рукой. Лишь иногда позволял себе в кругу друзей или на летучке позлословить на ее счет.

…В редакции, наверное, не было ни одного человека, который не знал бы о несчастье. Оленька Белопольская явно перепугалась. Она ни о чем не спрашивала Алексея Ивановича, но за ее чуточку наигранной бодростью и подчеркнутой внимательностью он чувствовал тревогу и, как ему показалось, любопытство.

Заместитель редактора Кононов, столкнувшись с Рукавишниковым в коридоре, взял его под руку и задержал на несколько секунд у окна:

— Ты, Алексей Иванович, не теряй присутствия духа. Уговаривать, конечно, легко…— Кононов постучал своим здоровенным кулаком по подоконнику.— Но знай главное — мы тебя в обиду не дадим.

Рукавишников молча пожал плечами. Говорить-то было нечего. Кононов понял это движение по-своему.

— И о разговоре с шефом я знаю… Он тоже переживает. Все, Алексей, уляжется.

Перед тем как поехать в прокуратуру, Рукавишников заглянул в секретариат, сдал материалы в номер. Горшенин ничем не выдал своей осведомленности о происшествии. Он бы, как всегда, ровен и сдержан, говорил только о деле, а когда Алексей Иванович сказал, что идет в прокуратуру, а дежурить по номеру оставляет Белопольскую, даже не поинтересовался, зачем нужна ему прокуратура.

«Не хочет проявить своего отношения? — подумал Рукавишников.— Чтобы не попасть впросак?» И тут же отогнал эту мысль. Так можно начать подозревать каждого.

Пожилой, с хмурым бледным лицом следователь показался Рукавишникову сухарем. Гладко зачесанные назад редкие светлые волосы и большой выпуклый лоб придавали всему его облику какой-то бесцветно-болезненный вид.

— А я пытался дозвониться до вас вчера вечером,— сказал он, приглашая Рукавишникова садиться.— Меня зовут Игорь Павлович.

— Я не ночевал дома. Не могу себя заставить туда пойти…

— Понимаю… Такая история хоть кого выбьет из колеи.— Он внимательно, не скрывая этого, присматривался к Рукавишникову. Потом раскрыл тоненькую серую папку, полистал ее.— Алексей Иванович, вы ведь журналист, память должна у вас быть цепкая к деталям… Вспомните, о чем говорила вам Лариса? Вспомните, как говорила? Может быть, какие-то специфические словечки, неправильное ударение… По-видимому, девушка не ленинградка. Ни в городе, ни в области пропавших без вести нет. Пока нет.

— Она так мало говорила…— нерешительно произнес Рукавишников, стараясь припомнить каждое слово Ларисы, и все события того вечера ясно всплыли в памяти.— Когда я пытался расспросить ее на улице, девушка сказала: «Ну что привязался, дяденька?» Я удивился: уже не девочка, а назвала «дяденькой». А выговор у нее был правильный. Я думал, она ленинградка.

— Когда девушка пошла в ванну, вам не пришлось объяснять ей, как включать воду?

— Нет.

— Во время предварительного следствия вы сказали, что заметили у нее на теле кровоподтеки. И платье на девушке было разорвано…

Рукавишников почувствовал, как у него к лицу приливает кровь.

— Да. Когда она сняла пальто, я увидел, что платье разорвано. И потом в ванной. Я относил ей полотенце…