Сергей Высоцкий: Не загоняйте в угол прокурора. Сборник

— К тебе! — грустно усмехнулся Рукавишников.— Был же час ночи. Тащиться такую дорогу…— Спиридонов жил в Парголове.

— Что бы ни рассказывал Алексей Иванович, а факты есть факты. Люди будут судить о событиях по фактам. Это мы его знаем хорошо и уверены, что он не преступник. А другие? Милиция, прокуратура? А читатели нашей газеты, которые теперь будут смеяться над статьями Рукавишникова: смотрите, какой моралист, а до чего докатился! Факты, факты — вот что главное.— Редактор стукнул кулаком по столу.— Возьмем самое очевидное — член редколлегии водит к себе по ночам несовершеннолетних девчонок! Кто поверит, что холостяк пригласил на ночь молодую девчонку, испугавшись, что она обморозит себе нос! Только мы с вами, Валентин Сергеевич!

Рукавишников чувствовал, что редактор не верит ему. Не может поверить.

— Для нас главный факт — доброе имя Алексея Ивановича,— вставил Спиридонов, задумчиво глядя на Рукавишникова.— Мы ему верим, поверят и другие. Да и в милиции разберутся.

— Да! Разберутся! Допустим! — проворчал редактор.— Но дело совсем в другом. Они разберутся и увидят, что произошел несчастный случай. А то, почему оказалась девчонка в квартире Алексея Ивановича, они выяснять не будут. Это уже из области морали. И это будет висеть на нас с вами.

— Не пойму я вас, Василий Константинович,— сердито сказал Спиридонов.— Вы что ж, не верите Рукавишникову?

— Верю. Я, как его товарищ, как человек, проработавший бок о бок с ним много лет,— верю. Но я еще и редактор газеты. Лицо подотчетное. Думаете, туда не доложат? Будьте уверены — доложат. И спрашивать будут с меня. А я буду говорить: неизвестная девчонка, неизвестно, почему у нее следы насилия, неизвестно, почему утонула, когда мылась в ванне у известного члена редколлегии известной газеты. Да меня засмеют, дорогой Валентин Сергеевич! И вы это прекрасно понимаете.— Он замолчал и беспомощно развел руками.— Ты, Алеша, не обижайся на нас, но пока мы вынуждены будем временно не печатать твои статьи. Даже под псевдонимом. Ты же понимаешь ситуацию? Выяснится все — статус-кво восстановим. И с начальством я вынужден посоветоваться. А характеристику тебе дадим самую хорошую…

— Вы напрасно говорите все время «мы»,— перебил редактора Спиридонов.— Я категорически против того, чтобы запретить Рукавишникову печататься…

Алексей Иванович устало поднялся со стула. Сказал апатично:

— Если вы не возражаете, я уйду…— И, не дождавшись ответа, вышел.

— Что у вас там за секретные бдения? — спросила секретарша, но Рукавишников только махнул рукой.

Было уже поздно, а идти домой ему не хотелось. Обычно в том случае, когда некуда было себя деть, а работать над очередной статьей не хотелось, он звонил Грише Возницыну. Гриша тоже жил в центре, у него была большая квартира, и Людмила Васильевна, его жена, добрая, милая женщина, всегда была рада приходу гостей, а к Алексею Ивановичу питала какие-то материнские чувства. Наверное, из-за того, что последнее время он жил один, без женского присмотра.

Поужинав, они садились с Гришей за шахматы и просиживали до полуночи, а то и позже. Иногда Рукавишников оставался у Возницыных ночевать на диване в Гришином кабинете. Кабинет был большой, уютный, весь заставлен шкафами с книгами. Особенно много было энциклопедий — Гриша коллекционировал старинные энциклопедии. У него были и словарь Гранат, и Брокгауз и Эфрон, и словари Павленкова, и Еврейская энциклопедия.

— Ты вот, старик, покупаешь книги бессистемно,— корил иногда Гриша.— Покупаешь, что под руку попадет. А энциклопедии — самое увлекательное чтение! Этим свидетелям мирового прогресса цены нет! — Он любовно проводил рукой по тисненым золотым корешкам.

Они всю жизнь считались хорошими друзьями. Еще бы, дружили с блокадных времен. Вместе учились в школе, на филфаке университета. И снова несколько лет тому назад судьба свела их вместе. И помог судьбе сам Алексей Иванович, порекомендовавший Возницына, долгие годы работавшего в заводской многотиражке, главному редактору.

Нет, к Возницыну он теперь не придет никогда. Рукавишников снял трубку и набрал номер. Довольно долго слышались длинные гудки, наконец мягкий женский голос произнес:

— Але?

— Але,— подражая голосу, сказал Алексей Иванович. Он всегда так делал, когда звонил Лиде Каревой.

— Алешенька, здравствуй, дружочек,— пропела Лида.— Что-то ты долго не звонил? Или торжество продолжается?