Мьюсельмана, второго мужа матери.
Было слишком поздно что-либо менять. Впрочем, Мьюсельман был настоящим знатоком своего дела. Адвокат, несомненно, тоже.
Его отстраняли, его просили молчать, почти прятаться! И только адвокат будет решать, желательна или нет встреча отца с сыном!
Когда Гэллоуэй шел по улице, прохожие оборачивались ему вслед. Толкнув дверь-турникет гостиницы, в углу холла он увидел Изабель Хавкинс в платье и шляпе, которые она надевала только по праздникам. Она с кем-то разговаривала, но он не сразу понял с кем, поскольку человек стоял к нему спиной.
Это был Иван Кавано, адвокат из Эвертона. Вероятно, они приехали вместе незадолго до того, как он вошел в гостиницу. Дейв ни разу не подумал о Хавкинсах. Ему даже не пришло в голову, что Лилиана тоже нуждалась в адвокате. И эта встреча произвела на него странное впечатление.
Изабель Хавкинс заметила Гэллоуэя. Они обменялись взглядами. Вместо того чтобы поприветствовать Дейва, дать понять, что узнала его, она поджала губы. Ее маленькие глаза смотрели на него с неприязнью.
Дейв почти с удовольствием констатировал, что они стали врагами.
Около одиннадцати часов Гэллоуэй из окна увидел, как из гостиницы вышли Изабель Хавкинс и Кавано и направились во Дворец правосудия. Он невольно позавидовал ей, поскольку его адвокат еще не звонил. Ожидая звонка, Дейв ни на минуту не отлучался из номера.
Он по-прежнему стоял у окна, по-прежнему ничего не знал, когда Изабель, на этот раз одна, вернулась в гостиницу, проведя во Дворце правосудия примерно три четверти часа. Виделась ли она за это время с дочерью? Но не успела Изабель войти, как тут же вышла с маленьким чемоданом в руке и зашагала в сторону автобусной станции.
Она возвращалась в Эвертон. Возможно, ему следовало позвонить Мьюсаку, который от всего сердца помогал ему в ту ночь и даже отвез в «Ла Гуардию» на своей машине.
Но что он мог ему сказать? Гэллоуэю казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Он даже спрашивал себя, вернется ли он когда-нибудь в Эвертон.
Через несколько минут позвонил Уилбур Лейн. Действительно ли сегодня Лейн держался более холодно, чем накануне, или такое впечатление создавалось потому, что он говорил по телефону? Так или иначе, адвокат не тратил времени на ненужные фразы, не спрашивал Гэллоуэя, как тот себя чувствовал.
— Я добился для вас свидания с сыном в кабинете окружного прокурора, сегодня в три часа. Приходите в зал ожидания за несколько минут. Я вас провожу.
Лейн повесил трубку, не дав Дейву возможности задать вопрос. Мьюсельман был такой же. Даже когда у него было много свободного времени, он притворялся очень занятым. Гэллоуэй спустился в ресторан, поел, пришел во Дворец правосудия задолго до назначенного времени. Немного походя по залу, он принялся читать административные распоряжения, вывешенные на досках объявлений.
Адвокат появился за две минуты до трех часов и, не останавливаясь, подал Гэллоуэю знак следовать за ним по длинному коридору.
— Свидание состоится в присутствии окружного прокурора, — сообщил Лейн на ходу.
— Это он потребовал?
— Нет, ваш сын.
— Вы говорили с ним?
— В течение получаса сегодня рано утром, затем я присутствовал при его допросе.
Его, несомненно, не интересовало, о чем там говорилось, как вел себя Бен, поскольку он об этом не обмолвился ни словом.
Лейн постучал в дверь, открыл ее, не дожидаясь ответа, и слегка дотронулся до своей светло-серой шляпы, пересекая комнату, в которой работали два секретаря.
— Они там? — спросил он тоном человека, хорошо знакомого с обстановкой.
Он открыл вторую дверь. Бен был там. Он сидел посредине комнаты на стуле, положив ногу на ногу, и курил сигарету. Окружной прокурор расположился напротив Бена, по другую сторону стола. Это был мужчина лет сорока, вероятно, не очень здоровый, немного обеспокоенный, одним словом, совестливый человек.
— Входите, мистер Гэллоуэй, — сказал он, вставая.
Бен, обернувшись, бросил:
— Привет, дэд !
Он сказал это вежливо, но без воодушевления, так, как всегда говорил, возвращаясь из школы. Они не подошли друг к другу. Дейв, которого смущало присутствие двух мужчин, делавших вид, будто они беседовали, сидя в углу, не находил слов. Возможно, он был бы таким же скованным, если бы оказался наедине с сыном?
В конце концов он пробормотал:
— Ты слышал мое послание?
Дейву редко доводилось видеть Бена столь непринужденным. Казалось, что за два дня Бен избавился от робости и стеснительности, свойственных переходному возрасту. Сейчас он вел себя совершенно раскованно.
Читать дальше