Жорж Сименон: Люди, живущие по соседству. Часовщик из Эвертона

— Да уж, это вам не чернявая персиянка!

Наглая пигалица с телом твердым, как зеленая маслина; она должна была бросаться на шею любого мужчины!

Адил-бей даже не знал, где находится его кровать. Ему не дали времени разобрать чемоданы. Турок выпил воды из-под крана и нашел, что у нее какой-то неприятный аптечный привкус.

Этажом выше кто-то расхаживал по комнате. Адил-бей бросил взгляд в окно и увидел в доме напротив двух незнакомых людей, облокотившихся на подоконник и наслаждавшихся вечерней свежестью в полной темноте и тишине.

Штор в консульстве не было, и потому они видели все, что делал Адил-бей. А утром шторы еще висели? Этого турок вспомнить не смог. Он решал, где бы устроиться, когда в одночасье погасли все лампы, причем не только те, что находились в квартире, но и на улице.

Пара в доме напротив по-прежнему стояла у окна, ведь консул не заметил никакого движения. В конечном итоге Адил-бей смог разглядеть белизну мужской рубашки, а затем и молочные пятна лиц.

Лампы все не зажигались. Это была не авария, просто каждый раз в полночь в городе выключали электричество. На соседней улице раздались шаги. Взвизгнуло какое-то животное, не то кошка, не то собака.

Консульство Италии тоже осталось без электричества? По крайней мере, они должны были подготовить керосиновые лампы! Адил-бей не курил, и у него даже спичек не нашлось!

Окончательно расстроенный мужчина осмотрелся вокруг: тусклый свет, лившийся с неба, затянутого белыми облаками, немного разогнал ночной мрак.

Адил-бею ничего не оставалось, как лечь спать. Прямо в одежде он устроился на тахте, но вскочил, когда свет луны робко коснулся его лица. Неужели он задремал? Этого турок не знал. Он подбежал к окну. Поискал глазами окно напротив и сначала нашел ярко светящуюся точку — огонек сигареты, затем рукав рубашки, согнутую в локте руку, голову мужчины, а рядом силуэт женщины с волосами, рассыпавшимися по плечам.

Яркий лунный свет пронзил темноту и позволил Адил-бею увидеть в глубине комнаты, прямо за парой, светлый прямоугольник постели.

«Они меня видят, — думал консул. — Они не могут меня не видеть!»

И, словно бросая вызов, Адил-бей прижал лицо к стеклу, даже не задаваясь вопросом, как он выглядит с расплющенным о стеклянную поверхность носом — угрожающе или комично.

Адил-бей проснулся, разбуженный солнечным водопадом; влажная кожа, горящие веки. Не вставая с тахты, даже не поднимая головы, он тут же принялся смотреть на дом, стоящий напротив, на дом, купающийся в тени.

Наконец он поднялся, недовольный, раздраженный, и первым делом пригладил растрепанные волосы. Окно на другой стороне улицы оказалось широко распахнутым. Женщина наводила порядок в комнате, и то, как она посмотрела на Адил-бея, свидетельствовало о том, что соседка делает это не в первый раз.

По крайней мере, в кухне она не сможет за ним наблюдать. И Адил-бей отправился на кухню. За неимением полотенца мужчина смочил носовой платок и протер им лицо, затем сделал глоток воды, привел в порядок галстук, после чего вернулся к окну, хмурый и преисполненный подозрений. В его груди поселилась пустота, а во рту — горечь: так бывает на следующий день после попойки.

Женщина склонилась над широкой кроватью, перестилая простыни. Адил-бей заметил на постели две подушки, а справа еще одну кровать, более узкую.

И снова соседка повернулась к нему, но, встретив взгляд турка, отвела глаза. Эта женщина грузинского типа была молодой, дородной. За неимением пеньюара и, без сомнения, любой другой домашней одежды она накинула прямо на голое тело трикотажное платье из искусственного шелка. И это платье, пронзительного желтого цвета, которое при каждом движении липло к коже, внезапно показалось Адил-бею каким-то неожиданно знакомым.

Все жилье людей напротив состояло из одной только комнаты, потому что в ней находились и стеллажи с книгами, и стол, заставленный чашками и тарелками, и спиртовка, на которой сейчас что-то варилось. Вдоль стены была развешена всевозможная одежда, но с какого-то момента Адил-бей видел лишь зеленоватый круг — форменную фуражку, которая вдруг стала центральным предметом декораций: ведь это была фуражка сотрудника ГПУ.

До этого времени консул не обращал никакого внимания на неясный шум, доносившийся с улицы, и вот теперь мужчина опустил голову. Весь узкий тротуар занимала длинная очередь, состоящая по меньшей мере из двухсот человек; кто-то стоял, кто-то сидел прямо на земле, а начиналась очередь перед дверью здания напротив. Должно быть, в нем находился кооперативный магазин. Адил-бей не мог прочитать, что написано мелом на стеклах витрины.