Жорж Сименон: Безнаказанное преступление. Сестры Лакруа

— Мужчины еще пахнут намного терпимее, чем женщины! От запаха мадемуазель Лолы меня просто воротит, и каждый раз, входя в ее комнату, я открываю окна нараспашку.

То же самое она делала, едва входила в комнату Эли.

Он взял свои книги, конспекты лекций, спустился на кухню, застекленная дверь которой запотела от пара. В большой коричневой эмалированной кастрюле потихоньку кипел суп, а в центре черной жестяной печи зияло раскаленное докрасна овальное отверстие для розжига.

Он закрыл за собой дверь, подбросил в огонь угля и наконец уселся за стол, накрытый клеенкой, с облегчением вздохнув. Его начало обволакивать тепло, кровь устремилась к лицу, вызвав приятное покалывание кожи, он с удовольствием вдыхал запах лука и слушал привычные тихие звуки: как гудит огонь, как иногда через решетку падает красный пепел, как дребезжит крышка на кастрюле.

Все это согревало его гораздо лучше, чем пальто, которое он приобрел еще в Вильно, и действовало так же успокаивающе, как если бы он улегся в кровать с грелкой в ногах.

Минут через двадцать или через полчаса мадам Ланж спустится на кухню, чтобы что-нибудь приготовить, затем вновь поднимется наверх для уборки мансард третьего этажа, где она жила вместе с дочерью.

В Вильно тоже повседневная жизнь имела свой размеренный ритм, под звуки пилы и рубанка в мастерской отца, но он всегда ненавидел этот ритм и все свое детство и отрочество мечтал от него убежать.

На лестнице раздался громкий голос:

— Там ничего не горит, мсье Эли?

Он приоткрыл застекленную дверь и ответил:

— Нет, мадам.

С тех пор как мсье Ленижевский, сдав последние экзамены, вернулся на родину, Эли стал самым давним постояльцем дома, куда он приехал три года назад, не зная ни слова по-французски. Вслед за ним въехал Стан Малевич, подрабатывавший уроками гимнастики, чтобы частично оплатить свою учебу, затем, год спустя, в 1925 году, в доме появилась Лола Резник, уроженка Кавказа, которую родители перевезли в Стамбул, когда началась революция. Они до сих пор там жили, и Лола ездила к ним на каникулы. Стан тоже возвращался в Польшу на время каникул. Эли не мог себе позволить такие поездки. Но если бы у него было достаточно денег, ему пришлось бы это делать.

Его старшая сестра Леа написала ему:

Отец хочет, чтобы ты рассказал нам, похож ли Льеж на Вильно, какие там дома, еда, есть ли синагога.

В Вильно они жили на Ошмянской улице, в двухстах метрах от синагоги Тагора, игравшей большую роль в жизни семьи и всего квартала. В Льеже тоже имелась синагога, которую он обнаружил случайно и куда так ни разу и не зашел.

Он услышал стук ведра, шаги хозяйки, которая понесла его во двор, после чего она вошла на кухню, вытирая руки о фартук.

— Вы подбросили угля?

Она тоже подложила угля в печь. В доме, как и в Вильно, существовали свои обычаи. Например, возле печи стояли два ведра с углем, и для готовки использовался один уголь, а для поддержания слабого огня — другой. Следовало также знать, под каким углом поворачивать вентиль, регулирующий тягу.

— Вы останетесь здесь? Мне подняться в свою комнату?

В глубине души она была довольна тем, что хотя бы один из жильцов был беднее ее.

— Налейте себе тарелку супа. Он еще не настоялся, но можно зачерпнуть сверху…

— Спасибо, мадам.

Он знал, что ее раздражают его постоянные отказы на все ее предложения, но он не мог поступать по-другому. Она тоже об этом знала. Порой им случалось ссориться. Однажды она даже заплакала.

— Я спущусь через четверть часа.

Он никогда не поднимался на третий этаж, где жили обе женщины. Наверху не было отопления, туда не носили уголь, а свет проникал через слуховые окна на крыше. Так сложилось, что лучшая мебель почему-то тоже располагалась в комнатах постояльцев.

Заправив постели у себя и в комнате своей дочери, мадам Ланж переодевалась, причесывалась, повязывала чистый фартук.

Прошло десять минут с тех пор, как она поднялась к себе, и наверняка она была еще раздета, когда раздался звонок в дверь. Звонил явно кто-то чужой, поскольку он слишком сильно дергал за дверной колокольчик, рискуя его оторвать.

Эли выждал немного, прислушиваясь к звукам наверху.

— Вас не затруднит открыть дверь?

— Одну секунду, мадам!

Ему особенно нравились некоторые французские выражения, и «одну секунду» было едва ли не самым любимым.

Пока он шел по коридору со стенами, выкрашенными под искусственный мрамор, он видел тень от двух ног в полосе света, проникавшего под дверь. Он открыл, обнаружил перед собой мужчину своего возраста и, словно ощутив какое-то предчувствие, нахмурился. Если бы он осмелился последовать своей интуиции, то немедленно захлопнул бы дверь, а на вопрос мадам Ланж ответил бы, что в дверь звонил один из нищих, которые ходили здесь ежедневно.