Олег Рой - Тайный шифр художника

Моей собеседнице, однако, чтобы вернуть спокойствие, хватило считаных мгновений. Она снова заговорила уже знакомым мне деловым тоном:

– К сожалению, выбраться в Петербург у меня не получается. Но в конце следующей недели я постараюсь быть в Москве. У вас есть рядом бумага и ручка? Тогда запишите контакты. Макс Яковлевич Штейн, номер…

Я записал имя-отчество и номера телефонов.

– Это мой знакомый искусствовед, – объяснила заказчица. – Свяжитесь с ним и покажите те работы Андрея Зеленцова, о которых вы говорили. Если Штейн подтвердит их подлинность, этого будет достаточно. Он же оценит их стоимость, а я приеду и расплачусь с вами. Можем оформить сделку документально, если ваш клиент этого пожелает.

– Я поговорю с ним, – пообещал я.

– И да, не беспокойтесь, если сделка вдруг не состоится, – добавила моя собеседница. – На нашем сотрудничестве это никак не отразится. Свой гонорар за данные о моем отце вы все равно получите. Еще раз спасибо вам, Феофан.

Таким образом, судьба подарила нам еще несколько дней для знакомства с Петербургом, и мы с Викой не преминули этим подарком воспользоваться. Погода, правда, несколько испортилась, но нам это нисколько не помешало, так как оставшиеся дни мы посвятили в основном музеям. Вставали пораньше, ехали занимать очередь, чтобы войти одними из первых, и бродили по залам до тех пор, пока не начинало рябить в глазах. А вечером ужинали в полюбившемся обоим ресторанчике на Невском и обсуждали увиденное, да и не только увиденное. Нам с Викой всегда находилось о чем поговорить. Рядом с ней я ни разу не испытывал такого неприятного чувства, которое иногда бывало у меня с другими девушками, – когда мучительно ищешь тему для разговора и понятия не имеешь, что бы такое сказать. Видимо, подобная заминка – своеобразный знак свыше, что с этим человеком тебе в жизни не по пути. А с Викой все было наоборот.

Время пролетело совершенно незаметно, уезжать не хотелось ни мне, ни, как я надеялся, Вике. А в последний день, как назло, еще и снова распогодилось. Выписавшись из гостиницы, мы бросили вещи в камере хранения на вокзале и решили посвятить несколько оставшихся до поезда часов прощанию с городом. Бродили, бродили, выпили кофе в подвернувшейся кафешке и опять бродили… Я уже почти потерял ориентировку, когда мы опять куда-то повернули, прошли десяток шагов и увидели, как на подъеме набережной, словно взлетая, парит Спас-на-Крови – питерская версия храма Василия Блаженного, одновременно и похожий, и непохожий на своего старшего брата. Между ним и нами разлегся мост «о трех хвостах», соединявший сразу три берега, поскольку здесь впадал в Мойку канал Грибоедова. Мы немного постояли на мосту – как витязи на распутье, пошутил я, затем подошли к Спасу и полюбовались им со всех сторон.

– Здесь же вроде до Рэмбрандта недалеко? – поинтересовалась Вика.

– Вроде да, – кивнул я. – И, что интересно, именно этот храм украшает рэмбрандтовскую спину. Наверное, специально подобрал место своего антикварного салона под татуировку.

– А может, это именно рисунок Зеленцова предсказал ему такую… – начала было Вика, но внезапно осеклась.

– Что такое? – испугался я. Не столько за себя, сколько за нее.

– Там Маньковский…

Я обернулся и действительно увидел прямо перед собой Маньковского в белом балахоне.

Ну то есть не совсем прямо перед собой, а на другом берегу канала. И, к счастью, не во плоти, а на афише. Ну да, у него же здесь выступления…

– Ну и что? – рассмеялся я. – Подумаешь, афиша. Не сам же лично. И вообще, я бы на твоем месте радовался. Раз его гастроли в Питере еще продолжаются, значит, у нас нет шанса снова столкнуться с ним в поезде, когда будем ехать обратно.

– Оно конечно… – неохотно согласилась Вика. – Но все равно как-то неприятно увидеть этого типа перед самым отъездом. Как будто это какой-то недобрый знак, что ли…

– Не выдумывай! – отмахнулся я. – И, кстати, нам уже пора возвращаться. Давай достанем карту и посмотрим, как отсюда быстрее всего добраться до вокзала.

И вот снова поезд, снова мерный перестук колес и мелькающие за окнами дачные платформы… Я слушал музыку в плеере, а Вика сидела напротив, поджав ноги, с раскрытой книгой на коленях, но не читала, а тоже смотрела в окно. А потом, увидев, что я смотрю на нее, жестом попросила снять наушники.

– Знаешь, Грек, о чем я подумала… – тихо проговорила она. – А ведь тот несчастный, из которого сделали эту ужасную лампу, вполне может оказаться тем самым человеком… Отцом твоей заказчицы. Надеюсь, ты не рассказал ей о лампе?