Сэм Льювеллин - Расчет вслепую

На обсуждение одиннадцати участников ушло три часа, и ни разу мы не отклонились от темы. Когда мы покончили с последним, он отрезал кончик новой сигары.

— Остаются «Колдун» и Миллстоун, — сказал он. — Скажите, Чарли, почему вы оставили Миллстоуна напоследок?

— Без особой причины, — ответил я. И это было правдой.

— Я собираюсь задать вам оскорбительный вопрос, — предупредил Брин. — Не боитесь ли вы Фрэнка Миллстоуна?

— Нет.

— Я не то хотел спросить. Тревожит ли он вас? Это звучало лучше.

— Да, — ответил я. — Он меня беспокоит, но это пройдет.

— Почему?

— Потому что я собираюсь его как следует вздрючить, а потом отдать в руки полиции.

— Чарли, — сказал Брин, — вы мне нравитесь... И мне также по душе ваши действия. Но одна из причин, почему я пригласил вас сюда, в том, чтобы напомнить: первые отборочные начнутся очень скоро. В гонках участвуют тринадцать лодок, а не две, Чарли. Ваша задача прийти первым.

— Да.

— Мне нравится делать авансы, Чарли. Если вы выиграете гонки, получите от меня заказ на проект стопятидесятифутовой шхуны. Цену назначите свою. Я также обещаю повлиять на Арчера, чтобы он возобновил с вами контракт. Если проиграете, не получите ничего. Однако, начав борьбу против Миллстоуна до гонок, вы снижаете мои шансы, и в случае поражения вам придется совсем худо. Поняли? — Теперь в глазах Брина не проглядывало ничего веселого. Они, казалось, заполняли комнату. — Ну так, сейчас уже полночь. Вам надо поспать. Убирайтесь.

Я встал, как было приказано. Я был измучен, но проблемы борьбы со сном не существовало.

Тот, кто совершил диверсию на лодках и сжег индюшек, до сих пор действовал по своему плану. Но теперь он будет подчиняться моему, и я собираюсь хорошо подготовиться.

К сожалению, придется воспользоваться методом, который мог подорвать шансы Брина попасть в команду Кубка.

На следующее утро я отправился в Портсмут, чтобы начать осуществлять первую часть моего замысла. Выезжая из Пултни, я увидел на стоянке зеленую «кортину» с открытым капотом и человека, склонившегося над мотором. Это был Джонни Форсайт. Я замедлил ход и остановился. Руки его были в масле, и лицо угрюмо.

— Чертов распределитель! Замыкание.

— Куда ты направляешься?

— В Хэмбл.

— Прыгай.

В машине он сказал:

— Видел, как ты шел от буя вчера вечером. Хорошо шли.

— Да. Ты послезавтра пойдешь?

— На «Кристалле». Я работал над его корпусом для Эда Бейса, и я остаюсь с ним для Фрэнка Миллстоуна.

— Что вы там делаете?

— Так, кое-что. — Джонни наблюдал за дорогой, глаза сужены, щеки ввалившиеся и испещренные точками от угрей, лицо ничего не выражало. — Немного работаем над снаряжением. Оживляем корпус.

— И как дела?

— Лодка будет в хорошей форме. — Узкие глаза повернулись ко мне. — Очень быстрая. Серьезный вызов для тебя. — Он засмеялся, растянув рот в безгубой улыбке. — Я также разрабатываю тактику.

Мы оставили эту тему. Я высадил его в Хэмбле, пошел к консультанту по страховке, чтобы взять у него некоторые брошюры и расценки, а на обратном пути опять подобрал Джонни. Оставил я его у портового бассейна — марины. Он вылез из машины, поблагодарил. Но я глядел не на него, а дальше. Через две машины от нас припарковался голубой «мерседес» Арчера. Сам владелец сидел в машине. И Эми тоже. Они целовались, кажется, уже долго и весьма страстно.

Форсайт проследил за моим взглядом. Лицо его покраснело, и глаза еще больше сузились. Он сказал:

— Сука!

— Что? — поразился я.

— Ничего. Я должен бежать.

Я вернулся на набережную, где меня ждал «зодиак», чтобы отвезти туда, где «Колдун» упражнялся в поворотах фордевинд [62]. Управлял Чифи, мы не разговаривали. Я наблюдал за большим оранжевым спинакером и думал. Брин хотел, чтобы я выиграл гонки, и на этом его интерес кончался. Для меня победа была только первым шагом к выяснению, кто пытается разрушить мою карьеру. И если в процессе расследования я вынужден буду перейти дорогу Брину, это окажется не слишком здорово.

Не здорово для кого? Более чем очевидно, что для меня.

Две последующие недели прошли нормально. С помощью некоторых починок и тонкой настройки мы опять добивались высокой скорости, и каждый раз, казалось, достигали этого с большей легкостью. Установился определенный распорядок: подниматься до рассвета, работать с командой, ходить под парусами до сумерек или еще позже, затем думать, прикидывать, задерживаясь до глубокой ночи, чтобы произвести какие-то изменения в снаряжении. Через десять дней мы занялись ночными тренировками. Это были дни и ночи непрерывных концентрированных усилий.