Сэм Льювеллин - Тросовый талреп

— Ну? — спросила Фиона.

Я рассказал ей обо всем, что видел. Она закрыла глаза. Ее веки были темными и тонкими.

— Бедная Морэг, — произнесла она. — Нам следует с ней повидаться.

Гектор уже поспешал от якорной лебедки на корму. Он толкнул рычаги управления и направил нос «Флоры» на юг. Поднимался ветер, брызги застучали по окнам рулевой рубки. «Флора» встала на дыбы, попав во впадину. В открытом море были видны рыбачьи суда. Меня начинало тошнить.

— Господи, что же с ним произошло? — спросила Фиона.

Ее глаза были красными от слез. «Два несчастных случая с жертвами», — подумал я. Конечно, какой-то корабль мог протаранить рыболовное судно и не заметить этого. Рыболовное судно могла ударить подводная лодка. Но невозможно, чтобы человека разорвало миной, если ее там не было.

— Не знаю, — ответил я.

Она крепко вцепилась в край столика с морскими картами, зубы ее обнажились в гримасе, словно она испытывала физическую боль.

— Так выясни! — выкрикнула она и быстро спустилась по сходному трапу в салон.

— В тот раз, когда мы в вас врезались, — сказал Гектор, — Эван высматривал другое судно.

— Какое?

Гектор пожал плечами.

— Он никогда мне ничего не говорил. Чтобы мне не отвечать, если кто-нибудь спросит. — Так он считал.

— А ты никогда и не спрашивал.

Гектор повернул ко мне свое тяжелое, мрачное лицо.

— Я работал на него, — сказал он. — Чего ради я должен был его спрашивать?

Я внимательно посмотрел на Гектора. В его холодном, пристальном взгляде отражались огненный крест прекрасного принца Чарли и вся эта безумная шотландская дребедень о долге и верности. Мне больше нечего было сказать.

Я перевез Фиону на шлюпке через маленький заливчик перед домом Салливанов. Морэг стояла у двери, выкрашенной в зеленый цвет. Она приветствовала нас нерешительным взмахом руки. Я подвел шлюпку к берегу, Фиона заговорила с Морэг, а я отправился в дом.

Из комнаты напротив кухни слышался беспорядочный шум борьбы. Эта комната казалась полной кроватей, а по кроватям катался какой-то клубок. Я прошел в глубь комнаты, насколько смог. Борьба прекратилась. Темноволосые девочки поспешно отбежали от темноволосого мальчика, которого они, кажется, пытались придушить подушкой. «Бедные маленькие дьяволята», — подумал я.

— Добрый вечер, — произнес тихий голос из угла. Он принадлежал четвертому ребенку, который был постарше остальных. У него была веснушчатая, белая кожа, как у его матери, рыжие волосы и бледно-голубые глаза. Джокки. Одна сторона его лица была изуродована огромным красным рубцом.

— Что это с тобой? — спросил я.

— Медуза, — ответил он. — Они ядовитые. — Он поднял куртку пижамы. — Смотрите.

На бледной коже выделялись рубцы длиной с фут, этакие воспаленные алые холмики.

— Тебе надо обратиться к врачу, — сказал я. — А какого рода эти медузы?

— Я их и не видел, — сказал Джокки с небрежностью, которая показалась нарочитой. — Мама приносит всякую дрянь. А вы пришли насчет папы?

В мои кишки вполз холодок страха. «Да, — подумал я, — мне удалось отыскать твоего отца, он уже две недели находится под водой, и его труп жрут мерзкие твари». Я улыбнулся самой лучшей улыбкой, на которую только был способен.

— Мама расскажет тебе, насчет чего я приходил, — сказал я.

— Он мертв, — сказал мальчик. — Он должен был умереть.

Тем временем дети улеглись по кроватям и лежали очень спокойно. Я повернулся и вышел, чтобы они не увидели моего лица. Адвокаты не должны плакать, но Гарри Фрэзер плакал.

Скромную гостиную украшали салфеточки, портреты суровых мужчин и женщин в синих костюмах и черных платьях и пластиковая Дева Мария с бутылью святой воды из Лурда у ног. Морэг не плакала. Она кусала себе губы. Фиона сидела подле нее на диванчике. В комнате повеяло холодом, словно в ней шло бальзамирование для похорон.

— Я рассказала Морэг, какой вы блестящий адвокат, — сообщила Фиона.

Морэг грустно посмотрела на меня и сказала:

— Но я полагаю, у вас не найдется времени при вашей работе и всем прочем.

Она перестала кусать губы. Она выглядела белой и усохшей, постарев внезапно, как только рухнула последняя надежда. Я запихнул свои руки в карманы и выглянул в окно. Эта комната выходила на море, из нее открывался вид, которым любовались только в дни семейных праздников и семейных похорон. По ту сторону ржавого железа и штабелей выловленного леса солнце высекало белые искорки из сапфирового моря.