Сэм Льювеллин - Тросовый талреп

Он пристально посмотрел на меня.

— Ты совсем не ныряния боишься, — сказал он. — Ты боишься Гарри Фрэзера. Ты это сделаешь, если тебе придется. Поэтому я тебе, черт подери, помогу в этом. — Он посмотрел на свои часы. — Приходи к сараю завтра утром, и я тебе кое-что покажу. А потом мы отправимся в море. Ночью во вторник.

Он ушел. Я допил виски, услышал, как волны с ревом разбиваются о Хорнгэйт, и попытался подумать о чем-нибудь таком, что могло бы заставить меня снова нырять. Но ничего такого не было и не могло быть.

В половине седьмого я вытащил из шкафа модный пиджак от Гивса и брюки, дошел на веслах до берега и прогулялся под приятным мелким дождичком к дому Бучэнов. Гостиная была битком набита людьми с дублеными лицами, владельцами яхт, они пили виски и разговаривали. Лицо Фионы просияло, когда она увидела меня. Я заметил, что Эван внимательно наблюдает за ней. Он поднял руку с рюмкой, зажатой в ней, и воскликнул:

— Победитель!

Его глаза с иронией смотрели: то ли он говорил о гонках, то ли о Фионе. Проспер тоже был там, он стоял в уголке с Лизбет и с какими-то незнакомыми мне людьми.

— Вы шли коротким маршрутом, — сказала Лизбет. — Это нечестно.

Ее улыбка все еще была добродушной, но в рисунке нижней губы появилось раздражение.

— Он шел по правилам, — сказал Проспер. — Старина Гарри всегда ходит по правилам.

Рядом возник сильный запах едкого табака. Среди нас оказался Лундгрен с русской сигаретой в зубах.

— Это было самим впечатляющим, — заявил он. — В особенности задранный киль. Вы можете передать мистеру Эгаттеру, что мои люди скоро заедут в его контору.

— Нам надо выписать чек, — напомнил Проспер.

Лундгрен посмотрел на него без улыбки своими глазами цвета гальки. Потом пробурчал:

— Разумеется.

Достал свой бумажник и что-то небрежно нацарапал. Я улыбнулся ему:

— Спасибо.

— Не за что, — сказал он. — Как-нибудь на днях вы должны заглянуть в Дэнмерри. Вы увидите, как мы играем в мужские игры. Возможно, вам захочется присоединиться к нам.

Он вернулся обратно, к компании этаких крепких парней с усами на другой стороне комнаты.

— Отвратительно, — сказал Проспер.

Я понимал, что он имеет в виду.

За обедом я сидел рядом с Фионой, и мне казалось, что я знаком с ней лет двадцать. Мы сидели в розоватом зареве заката, и люди надоедали мне разговорами о том, как здорово я прошел через скалы. Все это было очень восхитительно. Можно было представить, что я нахожусь на празднике.

Почти.

Фиона положила свою руку на мою.

— Вам не надо ходить завтра, — сказала она.

Я пристально посмотрел в серо-зеленые глаза и подумал: «Все те же две старые возможности, Фрэзер. Или ты ей нравишься, или ей нужен бесплатный адвокат. Или и то и другое».

— Я погуляю немного, — сказал я.

«Теряешь голову»; — прозвучал голос Проспера в моем сознании. Но я его проигнорировал.

Так тому и быть.

Я дошел на веслах до «Зеленого дельфина» и приготовил себе чашечку чая «Герцог Грэй». Небо опустилось совсем низко, и небольшой теплый дождичек прогуливался над заливом. Огни на яхтной стоянке отражались, словно большие желтые звезды, в зеркальной воде. Кто-то причаливал, другие уходили. Над водой разносился шепот голосов, спокойных и умиротворенных, и плеск весел.

Я спустился вниз, в каюту, повесил свой пиджак и брюки в обшитый кедром шкаф, почистил над бортом зубы и заполз в спальный мешок. На следующее утро я проснулся при тусклом сером свете из иллюминаторов, под монотонное шипение дождя по воде. На судах суетились люди, готовясь уходить. Несколько судов уже ушли.

Глаза мои болели от выпитого накануне виски. Я наспех съел свой завтрак, натянул спортивный костюм и туфли для бега и погреб к берегу. Для встречи у сарая Эвана было еще слишком рано. Время было как раз для того, что Проспер называл «исцелением Геракла от похмелья».

Я отыскал какую-то тропку и пробежался по ней вверх, до хребтов над заливом и вдоль их тысячефутовой горизонтали. Это было сумбурным карабканьем по грязным кромкам туч, но это разогнало по телу кровь и прояснило голову. Залив оттуда выглядел металлической прожилкой, извивающейся между холмами. Я пробежал около лиги миль по хребту и возвратился обратно тем же путем.

К девяти часам я оказался на своего рода горной трибуне, которая обрывалась отвесно на сотню футов к крутому склону, спускавшемуся к берегу залива. Я переждал с минутку, чтобы не попасть в шквальный порыв дождя, проносившегося вниз по ветру. Яхты уже ушли. Пара чаек пропорхнула мимо, покачиваясь, чтобы прочнее удержаться в воздухе.