Николас Фрилинг - Сфера влияния

— Цыпленка или телячью котлету? — спросил официант, составляя кофейные чашки на поднос.

— Телятину. — Знал он этих цыплят, худосочных и жестких, одинаковых во всех отелях, словно их на одном конвейере собирали…

— Пошли, Гарри, — не забудь о барышнях.

— Немного подождать никогда не вредно, — отмахнулся Гарри.

— Хорошенькие спортсменки, — объяснил другой, — норвежки. Мы учим их слалому, а они нас прыжкам с трамплина.

— Большой слалом — интервал тридцать метров, — добавил Гарри. — До свидания.

Н-да, слаломная трасса Анн-Мари явно была спланирована как-то хитро. Почему она изменила линию поведения? Почему она вдруг, так неожиданно, прилетела в Инсбрук? Почему она начала мешать ему и стала уговаривать оставить это дело, хотя сначала, там, в Амстердаме, ничего против не имела?

Да, Канизиус говорил с ней. Очевидно — и это нормально, Канизиус позвонил ей и обнадежил ее: у нас есть новости о нем, не волнуйтесь, что бы ни беспокоило его, мы это выясним… Нет, скорее всего, это было не так. Канизиус сделал какие-то злобные намеки по поводу того, что Жан-Клод уехал в Инсбрук с хорошенькой молодой немкой, и сказал что-то, что глубоко задело женщину. И Ван дер Вальк не был уверен, что ее действиями руководила тривиальная ревность.

Должно быть, сообщение Канизиуса шокировало ее. Он вспомнил ее слова: «Я единственная женщина, которая что-то значит для него». Да и та маленькая вспышка гнева, когда они пили кофе… нет, она не была наигранной. Но была ли это только ревность? Он не был уверен в этом. Слишком резко она изменила линию поведения, начиная препятствовать ему. «Я не могу с уверенностью сказать, он это был или нет». Что плохого случилось бы, если бы он встретился с Жан-Клодом, поговорил с ним и отправил его юную подружку домой, к маме? Совершенно точно, Анн-Мари не стала бы протестовать против этого!

Связано ли как-то ее поведение с Канизиусом? Он что-то сказал, или намекнул, или высказал какое-то предположение в недоброжелательной форме?

Ван дер Вальк этого не знал. Прежде чем отправиться спать, он пошел позвонить собственной жене.

У слаломной трассы собралось огромное количество народу. Разделившись на две половины, толпа заполонила склон, обступив ее с обеих сторон. После недельного закрытия для проведения соревнований олимпийская лыжня этим утром была снова открыта для всех желающих. Несколько людей с лыжами на плечах собирались подняться на холм и испытать себя на этом поприще, ободренные и возбужденные вчерашними подвигами девушек. Даже лучшие из них не были достаточно умелыми, достаточно опытными для того, чтобы спуститься по этой трудной трассе достаточно быстро и красиво, и некоторые могут хорошо поплатиться за тот кусок, который они не могут прожевать, — сломанной ногой или вывихнутым плечом. Ван дер Вальк, цинично усмехнувшись, подумал, что австрийцы подготовились к этому. Внизу, у лыжни, стоял вертолет — если кто-нибудь получит серьезную травму, его немедленно отправят в больницу.

Толпа стояла вокруг трассы, к низу холма народу становилось все больше, воздух был пропитан возбуждением и волнением, исходящим от людей. Кругом стоял шум: непрерывно бормотали зрители, непрерывно бормотали журналисты, перекрывая этот гул, что-то вещал громкоговоритель. Проверяли свое оборудование радиостанции, у самой трассы устанавливали телевизионные камеры, везде сновали организаторы, размахивая, наверное, какими-то чрезвычайно важными бумажками. Словно муравьи, на трассе суетились рабочие, проводя последние приготовления — закрепляя на кольях канаты, ограждающие толпу, расставляя на положенном расстоянии флажки на лыжне, трудолюбиво выравнивая лыжню между воротами и утрамбовывая снег. За деревянными щитами с рекламными баннерами пилот вертолета активно флиртовал с медсестрой, наслаждаясь чашкой горячего кофе. Взад-вперед носились репортеры, размахивая микрофонами, микрофоны болтались у них на галстуках, провода волочились за ними, как хвосты, напоминая шлейфы бальных платьев.

Напряжение все нарастало. Последние большие, решающие соревнования в этом сезоне. Вчера соревновались австрийские спортсменки. Покажут ли француженки лучшую технику? Эта тема муссировалась в толпе непрерывно. Но Ван дер Валька это совершенно не интересовало. Он уже отыскал припаркованный красный «фиат» и теперь не спускал с него глаз.

Анн-Мари, с лыжами на плече, беседовала с каким-то знакомым репортером — создавалось впечатление, что она знала всех на свете!