Николас Фрилинг - Сфера влияния

Ничего не произошло, но он вдруг почувствовал, что его внимательно разглядывают через перископ, критически, словно не слишком качественную вещь в магазине, и подумал, что лучше было бы сначала позвонить. Повернувшись спиной к двери, он было собрался уйти, но его остановил удивительно мягкий, вежливый голос:

— Месье чего-то желает?

От изумления Ван дер Вальк замер: перед ним стоял мажордом в классическом костюме, в желтом полосатом жилете он был просто совершенством. Нестор?!

— Я бы очень хотел повидать мадам, если она дома. Вот моя визитка.

— Мне очень жаль разочаровывать вас, сэр, но мадам не может принять вас, если только она не ждет вас. — Любезные извинения на правильном немецком, который явно изучался не без помощи граммофонных пластинок.

Можно было бы, конечно, резко бросить «Полиция!», но лучше попробовать договориться… Может, этот парень испанец? Похож.

— Я надеюсь, — медленно подбирая испанские слова, запас которых был у него не слишком велик, продолжил Ван дер Вальк, — что мадам согласится принять меня, когда увидит мою карточку. — На ее обороте он написал: «Канизиус».

Сквозь вежливую серьезность на лице слуги пробилась улыбка.

— Я португалец, месье. Я спрошу мадам. Простите за эту задержку: я должен исполнять инструкции. Если месье не затруднит войти…

И вот он уже в холле, довольно узком, но с высокими потолками, с полом из розового мрамора, окрашенными в яблочно-зеленый и бледно-золотой цвета стенами и белыми отштукатуренными панелями с рельефными виноградными гроздьями и листьями. В противоположной стене холла — дверь, большая ее часть украшена витиеватым литьем, повторяющим винные мотивы. За этой дверью и исчез Нестор.

Некоторое время он стоял открыв рот по причине того, что ничего подобного не видел ни разу в своей жизни; потом осторожно прошел вперед и толкнул дверь. Она не поддалась; это был дом, принадлежавший по-настоящему богатым людям, так что он вполне мог соблазнить грабителей, на этот случай дверь была снабжена секретом, который был известен лишь хозяевам, Нестору и «Холмс протекшн компани». Дом был абсолютно бесшумен, и столь же бесшумным было возвращение Нестора.

— Мадам будет счастлива принять вас, сэр. Позвольте? — Наконец дверь была открыта и для Ван дер Валька — Нестор стоял у подножия лестницы. — Будет ли месье столь терпелив, чтобы подождать еще минуту?

Лестница — ступени из того же розового мрамора, а тонкие перила то ли из бронзы, то ли из стали — вела в небольшую оранжерею. Наверху справа в стене была вырублена ниша или альков, где стояла изящная мраморная обнаженная фигура, обращенная лицом к подножию лестницы. Ван дер Вальк не слишком разбирался в этих вещах; может быть, это Роден? А у нижней ступени расположился бронзовый мальчик, похоже, его поставили так, чтобы его было видно из оранжереи. А может, скульптуры смотрели друг на друга.

Он сделал десять шагов наверх, остановился, все еще не в силах закрыть рот, глядя вниз и размышляя, может ли быть бронзовая фигура подлинным Донателло, и чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда прямо позади него раздался голос:

— Да-да, вы совершенно правы, они смотрят друг на друга.

Смутившись, он обернулся: на ступенях стояла женщина в шелковом халате — сочетание оливково-зеленых и серебристо-серых узеньких вертикальных полос.

— Простите. Они просто восхитительны.

Женщина протянула ему его визитную карточку, неторопливо, оценивающе разглядывая нежданного гостя.

— О, ничего страшного. Проходите сюда. — Она открыла дверь, к которой вела лестница, и ждала, когда он наконец войдет. — Пожалуйста, присаживайтесь, мистер Ван дер Вальк, располагайтесь поудобнее. У вас есть время? Прекрасно. У меня тоже. Не хотите ли портвейна?

— Только не в одиночестве.

Она одарила его легкой улыбкой:

— О нет. Я люблю этот напиток. — Звонить она не стала, а пошла разлить вино сама.

Это была небольшая, несколько официальная гостиная, выходившая на оранжерею. Мебель из грецкого ореха строгая и простая — настоящий английский стиль восемнадцатого века, как совершенно справедливо отметил про себя Ван дер Вальк. Его отец — он был краснодеревщиком, — окажись он здесь и лицезрей все это великолепие, несомненно подтвердил бы гипотезу сына. Стулья и софа были обиты блеклой розовой парчой. Ковра в комнате не было — она в нем не нуждалась. Пол был выложен одноцветным полированным дубовым паркетом.

Этикетка на бутылке гласила: «Смит Вудхауз». Что же это за год? Такого он не видел. А какая, собственно, разница?