Дик Фрэнсис - Испытай себя

Я уже привык к неожиданным переходам Ронни от пессимизма к оптимизму. С той же самой интонацией он уведомил меня о том, что если удача будет на моей стороне, то я смогу реализовать пару тысяч своих книжек. Одновременно он не преминул сообщить о некоей писательнице, исчисляющей свои тиражи миллионами.

— Все возможно! — подбодрил он меня.

— В том числе и удариться мордой об стол?

— Не сходи с ума!

В тот день, когда я получил это письмо, я вышел, как обычно, из дома тетки моего друга, направляясь пешком в контору Ронни, которая была милях в четырех, на Кенсингтон Хай-стрит. Поскольку я уже кое-чему научился к тому времени, то не бежал бегом, а, выйдя утречком, шел не спеша, с тем чтобы подойти к полудню. В свое время я обнаружил, что примерно в час дня Ронни имел обыкновение предлагать своим визитерам вино и посылать рассыльного за бутербродами. Я не очень-то рассказывал ему о своих стесненных обстоятельствах, поэтому щедрость его была бы ничуть не наигранной.

Я тешил себя подобными иллюзиями до тех пор, пока не уткнулся в закрытую дверь его кабинета. Обычно она была распахнута настежь.

— Он занят с другим клиентом, — сказала мне Дэйси.

Она лучезарно улыбнулась — для секретарши это было подвигом. Зубы на ее черненьком личике ослепительно блеснули. Не прическа, а нечто феерическое. Изысканный оксфордский акцент. Учит итальянский в вечерней школе.

— Я сообщу ему, что вы пришли, — сказала она, поднимая телефонную трубку и связываясь с боссом. — Он просит вас подождать.

Я кивнул и приготовился терпеливо ждать, усевшись в одно из двух почти удобных кресел, поставленных, похоже, просто так, на всякий случай.

Контора Ронни представляла собой довольно значительное помещение: большая приемная, часть которой была занята столами Дэйси и ее сестры Алисы — они обе следили за различными счетами; в другой части находились стеллажи с папками и огромный стол, заваленный образцами издаваемой литературы. В коридоре были видны двери трех кабинетов, два из которых принадлежали коллегам Ронни, а в конце его располагалась комнатка без окон, нечто вроде библиотеки, где на полках от пола до потолка стояли книги, увидевшие свет благодаря усилиям самого Ронни и его отца.

Я сидел и рассматривал стеллажи, на которых покоились одетые в пыль творения, еще только ожидающие своего рождения. Мне стало вдруг интересно, как в данный момент мог бы выглядеть мой опус. Похоже, что авторы-новички не пользовались большим почетом у оформителей.

— Профессионалам нужно доверять, — сказал как-то Ронни утешительно. — В конце концов, им лучше знать, какой товар пойдет.

«Как знать», — мелькнула у меня тогда циничная мысль. Я мог только надеяться.

Дверь его кабинета распахнулась, взору открылась голова Ронни, шея и часть плеча.

— Джон? Заходи!

Я вошел в комнату, где стояли стол, вращающееся кресло, два кресла для гостей, шкаф, и еще там было где-то около тысячи книг.

— Прости, что заставил ждать.

Он выглядел настолько виноватым, как если бы назначил мне точное время; весь его вид говорил о том, что мое присутствие доставляет ему искреннюю радость. Таков он был со всеми. Он преуспевал, Ронни.

Выглядел он округлым и бодрым, готовым принять вас в свои объятия. Невысокий, с гладкими темными волосами, мягкими и сухими ладошками; одевался он только в строгие костюмы, белые рубашки; других галстуков, кроме полосатых, не признавал. Своим внешним видом он как бы говорил, что автор, если уж ему так хочется, может вырядиться в бледно-голубое или надеть лыжный костюм и соответствующие ботинки, но серьезный бизнес требует приличной одежды.

— Прохладно сегодня, — проговорил он, смерив мое одеяние извиняющим взглядом.

— Даже снег в мансарде смерзся.

Он кивнул, слушая вполуха, не сводя глаз с другого клиента, который сидел с таким видом, будто намеревался не вставать с кресла целый день. Мне показалось, что Ронни скрывает свое раздражение под внешним фасадом значительности — удивительное для этого человека сочетание, поскольку обычно его лицо выражало лишь неослабевающее искреннее добродушие.

— Тремьен, — веселым голосом сообщил он своему гостю, — это Джон Кендал, блестящий молодой автор.

Так как Ронни обычно рекомендовал всех своих авторов исключительно как блестящих, даже будучи полностью уверенным в обратном, то эти его слова оставили меня абсолютно равнодушным. Тремьен воспринял эту рекомендацию в той же мере равнодушно. Седой, крупный, самоуверенный мужчина в возрасте около шестидесяти лет, он явно не испытывал восторга от моего вторжения: