Юлия Латынина - Промзона

— Михаил Силыч, кажется, близ этой трассы… тоже есть вертолетный завод? Вишерский, если мне не изменяет память?

Память президенту не изменяла: завод действительно был, что губернатор и подтвердил.

— Вячеслав Аркадьевич, сколько сейчас средняя зарплата на Конгарском вертолетном?

— Пять тысяч рублей, — ответил Извольский.

— А на Вишерском вертолетном?

— Семьсот рублей в месяц, — ответил за губернатора Ревко, — последний раз ее платили полтора года назад.

— Почему бы вам, Вячеслав Аркадьевич, не купить Вишерский завод?

— К сожалению, — сказал Извольский, — политика области такова, что мы вынуждены тратить деньги не на создание рабочих мест, а на поддержку тунеядцев.

— Например?

— Окатыш, который потребляет мой завод, делают на Павлогорском ГОКе в двухстах километрах отсюда. Мы купили это предприятие, когда оно лежало в развалинах. Задолженность по зарплате была восемь месяцев, из тридцати шаровых мельниц работала одна. Сейчас мы выплатили всю зарплату и все налоги. Мы возим окатыш по железной дороге, однако из-за посредников сто восемьдесят километров пути от Павлогорска до Ахтарска стоит нам столько же, сколько тариф от Ахтарска до Владивостока.

— Что вы предлагаете? — спросил президент.

— Я предлагаю, чтобы перевозки в пределах Южносибирского федерального округа контролировало государственное унитарное предприятие, — сказал Извольский, — это может быть то же самое предприятие, которое получит право на эсклюзивные поставки модернизированных вертолетов.

Президент протянул Ревко руку, и тот молча вложил в нее проект президентского указа.

Президент пробежал по проекту глазами, один раз и второй. Президент привык очень внимательно читать представляемые ему бумаги. Потом президент вынул ручку и поставил на документе свою подпись.

— Ну что же, — сказал президент, — я, наверное, заеду в Вишеры. Когда Вячеслав Аркадьевич купит завод.

Пока Извольский говорил с президентом, Денис остался стоять в стороне, обсуждая с президентской охраной достоинства нового вертолета.

— Поздравляю, — раздался за его спиной спокойный, чуть хрипловатый голос.

Денис обернулся: в двух шагах за ним, подчеркнуто далеко держась от президентской свиты, стоял Константин Цой. Рядом с Цоем стояла его певичка, хорошенькая, как статуэтка, с надменным белоснежным личиком, заполонившим цветные журналы и телеэкран. Чуть поодаль улыбался Фаттах Олжымбаев.

— Говорят, вы придумали для этого вертолета какую-то новую броню?

— Это просто пленка. Называется «кларол». Выдерживает, как кевлар, автоматную очередь, но стоит в девять раз дешевле.

— Замечательно. Не продадите ли мне — «чайку» оклеить?

— Отчего ж, — сказал Денис, — продадим. Даже скидку сделаем.

Девушка вдруг прыснула и засмеялась, показывая белые, как пенопласт, зубки.

— Ты учти, — сказал Цой, — что если эта шахта так уж нужна Славе, то он может ее выкупить. Миллионов за пятьдесят.

— Шахта, Константин Кимович, не заложник, чтобы выкупать ее у воров.

Что хотел ответить Цой, Денис так и не услышал, — слова олигарха заглушил грохот авиационного двигателя.

Президентская охрана обернулась. МиГ-1-48 «Сапсан» с громом катился по бетонным плитам. Из дюз взлетающего самолета били полутораметровые языки пламени. Машина легко оторвалась от земли и прямо с полосы ушла на мертвую петлю.

Летчик сделал две петли, пошел вверх, а затем сбросил скорость и на мговение как бы завис. Потом он начал опускаться на хвост, проскользил около двухсот метров, перевернулся носом вниз и продолжил скольжение: это был так называемый «колокол», — эффектная, но достаточно бесполезная в реальном бою фигура.

— Все-таки эта штука не из фанеры, Александр Феликсович, — спокойно заметил президент.

— Я не знаю, из фанеры она или из картона, но шеф-пилот и генеральный конструктор запретили показательный полет, — сказал Ревко.

— Кто пилотирует машину? — спросил главком ВВС.

Ответ был получен через несколько секунд по мобильному — Степан Бельский, — ответили главкому. Из косой петли самолет ушел в вираж и сделал переворот на горке. Профессионалу было заметно, что летчик выполнял фигуры не совсем четко, иногда подводя самолет к критическим углам атаки, но это искупалось стремительностью переходов от элемента к элементу и непривычно высокой для показательного полета скоростью.

Прямо над взлетной полосой Степан сделал три бочки, перевернулся через крыло и начал выполнять так называемую «кадушку» — ту же бочку с одновременным сбросом скорости.