Лилиан Браун - Кот, который пел для птиц

Квиллер взглянул на него вопросительно, ставя на ящик свой диктофон.

— Как давно вы пишете картины?

— Теперь уж и не вспомнить, когда именно я начал. Когда был ребенком, в школе не преподавали изобразительное искусство, но я начал рисовать карандашом. В те дни мы жили возле копра шахты «Одд глори». Он зачаровал меня: причудливые очертания, старые доски, таинственная атмосфера. Должно быть, я нарисовал его тысячу раз, под разными углами. Потом увидел в каталоге кисти и краски и спросил родителей, не могут ли они купить их для меня. Ни за что не забуду своего восторга в тот момент, когда прибыл ящик. Отец был священником. Он сказал, что неисповедимы пути Господни. Мама мной гордилась и позволила мне записаться на заочные курсы. Я кое-что узнал благодаря ним; делал ошибки, перечёл все книги по искусству, имевшиеся в библиотеке, и следующие полвека писал картины каждый уик-энд.

— А в будние дни вы где-то служили?

— Конечно. Проработал сорок лет в Пикаксе, фирма «Семена и рассада». Ушёл на покой только тогда, когда мои картины начали покупать. Большинство их приобретает галерея в Локмастере.

— Должен сказать, Дафф, что ваши работы открыли мне глаза. Вы видите в этих старых руинах такое, о чём я и не подозревал. Спасибо вам за это.

Художник улыбнулся — в первый раз за всё это время — и кивнул со скромным видом:

— Ну что же, я провёл много времени, разглядывая копры шахт — во время грозы, снегопада, при дожде со снегом, в палящий зной, при торнадо, в туман, когда восход, когда закат, когда чистое небо, когда тучи…

— Я полагаю, вы пишете с натуры.

— Конечно! Правда, одной вещи нужно избегать — ветра. Надувает всякий сор в краски.

— А почему акварель, а не масло? — Квиллер вдруг обнаружил, что говорит в телеграфном стиле Даффа.

— Быстро… спонтанно… без хлопот. Иногда люди наблюдают, как я работаю, и они говорят: «Ну уж и картина! Он даже не покрывает всю бумагу!» Нельзя не рассмеяться, слушая чушь, которую они несут.

— Я бы хотел взглянуть, как вы пишете. Обещаю, что не буду нести чушь.

— Поехали! — предложил Дафф. — В моём пикапе.

Они отправились к шахте «Смитс-Фолли» — она находилась ближе всех к Перпл-Пойнт. Дафф захватил с собой всё своё снаряжение, включая зонтик с длинной ручкой, которую он воткнул в землю.

— Предпочитаю писать в тени, — пояснил он. — Тогда нет отблесков на белой бумаге. И краска не сохнет слишком быстро…

В качестве стола художник использовал деревянный ящик, в котором привёз кисти, запас воды, тюбики с краской и белую фарфоровую палитру. Сам он уселся на низкий складной стул. Перед собой расположил мольберт, к которому был приколот лист плотной белой бумага.

Вначале Дафф сделал карандашный набросок, затем взялся за краски. Его рука и плечо двигались стремительно, легко и грациозно.

— Нужно быстро принимать решения, пока не высохла краска, — заметил он. — А ещё знать, когда остановиться.

Квиллер увидел, как из оранжевого, пурпурного и синего на бумаге возникают доски здания, а из водяных подтеков — сорняки.

— Как бы вы охарактеризовали ваш стиль? — спросил он, когда они ехали обратно, на каменистый пляж.

— Описательный, но не реалистичный. Задаёт работу воображению зрителей. Это для них полезно. Воображение как мускулы: его тоже нужно упражнять.

Дафф пригласил Квиллера в коттедж, чтобы показать свои работы, прикреплённые к стене кнопками, ещё без рам. На одном пейзаже с голубым небом и пышными белыми облаками олень щипал траву вблизи руин шахты. На другом была изображена призрачная башня под сумрачным небом; на высокой ограде виднелась красная надпись: ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ; а наверху кружил ястреб.

— Разные люди любят разные образы, выражающие настроение, — сказал Дафф.

— Ну что же, должен признаться, что на меня ваше искусство произвело очень сильное впечатление. Моя колонка выйдет во вторник, и писать о вас — это честь и удовольствие. Надеюсь, мы ещё встретимся. — Они вместе дошли до машины Квиллера. — Возможно, вам интересно, что навело меня на мысль взять у вас интервью. Дело в том, что вчера вечером я видел коллекцию из десяти акварелей в «Барбекю Чета».

Лицо художника залилось краской гнева.

— Он получил их не от меня! — взорвался Дафф. — Наверное, купил в Локмастере. Я не продал бы ни одной картины этой змее и за миллион долларов!

Квиллер на минуту потерял дар речи, затем оправился и спросил с самым невинным видом:

— Вы что-то имеете против мистера Рэмсботтома?