Лилиан Браун: Кот, который смотрел на звезды

«Он любит солнце, и солнце любит его», — подумал Квиллер, процитировав другого журналиста, Кристофера Смарта, [7] Кристофер Смарт (1722–1771) — английский религиозный поэт. В определенном смысле — предтеча Уильяма Блейка и Джона Клера. Умер в долговой тюрьме. написавшего поэму о своём коте Джоффри. В ней было много строк, которые хотелось вспоминать, и это несмотря на то, что Кристофер и Джоффри жили в восемнадцатом столетии.

Пока сиамцы предавались безделью, изображая фреску, Квиллер разгрузил автомобиль и прежде всего вынул оттуда новомодный велосипед. Крепкий старый дорожный велик хранился в сарае, но высокомерный каприз современной техники с ковшеобразным сиденьем и задранными вверх педалями заслуживал большего уважения. Квиллер пристроил его на веранде. Пробные поездки по дорогам в окрестностях Пикакса убедили Квиллера в том, что новая конструкция не только надежнее и быстроходнее обычного велосипеда, но также отнимает меньше сил. Теперь предстояло решить, хватит ли Квиллеру смелости ездить на этой диковине по Мусвиллу, чуждающемуся всяких новшеств.

Остальной багаж распределился сам собой: одежда — в одну спальню, писчая бумага — во вторую, служившую также кабинетом, книги — на полки в большой комнате. Две из них в виде исключения отправились на кофейный столик: роман Томаса Харди — из-за красивого кожаного переплёта, «Марк Твен от А до Я» — благодаря внушительным размерам. Коко любил сидеть на больших книгах.

Со стороны озера имелась ещё одна затянутая сеткой веранда — с великолепным видом, залитая послеполуденным солнцем, — однако, как выяснили сиамцы, по бетонному полу было плохо кататься. Сюда наносили с берега на ногах песок, или его надувало ветром.

Коттедж стоял на высокой дюне, которая образовалась за сотни лет; её крутой склон укрепляли корни осоки и молочая. Лесенка в песке вела вниз, на берег; это был каркас два на четыре фута, заполненный песком, так что образовались ступени.

Переодевшись к обеду в белые шорты и чёрную футболку, Квиллер стоял на верху песчаной лесенки и удивлялся тому, как сильно изменился берег. Широкая полоса глубокого сухого песка превратилась теперь в плоскую поверхность из гальки, а рыхлый песок сдуло к подножию дюны, где он лежал гребнем. Следующий шторм мог разбросать его повсюду или вобрать в озеро; в этом и заключалась прелесть жизни на побережье. Вода здесь в пять минут превращалась из тихой в бурную, из синей — в бирюзовую или зелёную.

Квиллер направился вдоль озера к домику Райкеров. Первые полмили тянулись его собственные владения, включая скалистый мыс Чаек. Дальше располагалось несколько коттеджей, известных как клуб «Дюна». В этом году им дали названия, которые написали на грубых щитах из старых досок. Семья Мэйбли, увлекающаяся гольфом, назвала свой дом «Песчаная лунка». Старый коттедж Данфилдов, про который говорили, что там обитает привидение, назывался теперь «Крошка Мандерли». Название деревянного «Домика рамок» становилось понятным, если знать, что у его хозяев была такая работа — вставлять картины в рамы. Дальше стоял «Ба, обман», принадлежавший Комптонам: Лайл работал школьным инспектором, у этого брюзги было отменное чувство юмора.

Большая часть обитателей коттеджей сидела на террасах; они приветственно махали руками Квиллеру, а некоторые приглашали его зайти выпить стаканчик-другой.

Последним в ряду возвышался коттедж Райкеров, жёлтое деревянное бунгало «Солнечный восторг».

— А пооригинальнее названия ты не мог придумать? — спросил Квиллер, никогда не упускавший шанса поддеть старого приятеля.

Арчи разливал выпивку, Милдред принесла бутерброды с анчоусами. Комптоны уже пришли, а на перилах террасы сидел кот Тулуз — молчаливый клубок чёрно-белого меха.

— Он хоть когда-нибудь издаёт какие-нибудь звуки? — спросил Квиллер, сравнивая молчание кота Райкеров с электронным воем Коко.

— Вежливое «мяу», когда я его кормлю, — заступилась за кота Милдред. — Для бродяги совсем неплохо воспитан.

На ней был широкий балахон, призванный скрыть полноту. Небрежное одеяние её мужа никак не камуфлировало его силуэт толстяка-обжоры, но он был весел и чувствовал себя свободно. В отличие от Арчи школьный инспектор выглядел недокормленным и переутомленным после тридцати лет сражений со школьными советами, учителями и родителями. Лайза Комптон была настолько же любезна, насколько её муж старался выглядеть брюзгой.