Александр Устинов - NEXT-2. Следующий. Книга 3. Чужая война

— Перед кем вы отвечаете, дядя Андрей?

Тот усмехнулся, вынул изо рта сигарету и бросил ее под ноги. Притаптывать тлеющий окурок не стал. Рука с удовольствием нащупала в наличии под оранжевым пиджаком заветную флягу со спиртным. Уж сегодня-то точно Андрей позволит себе расслабиться и отметить удачное завершение пусть даже одной из операций.

— Хотя бы перед самим собой, — ответил он. — Перед памятью о твоем отце… — До джипа оставалось не больше метра. — Ты поедешь с охраной. Вот машина. Смотри — настоящий джип.

Иван остановился, осматривая внедорожник. Благодаря тому, что все четыре стекла автомобиля были опущены, он также прекрасно видел расположившихся в салоне двух мужчин. Охранника и шофера. Те тоже разглядывали Кирсанова со своих мест.

— Без вас? — спросил мальчик «своего заботливого дядюшку».

— Сегодня, к сожалению, без меня.

Кирсанов не стал противиться.

— Тогда скажите им, пусть остановятся у банкомата. Мне нужны наличные деньги.

— Зачем тебе деньги? — насторожился Семирядин.

— Деньги мне нужны, чтобы купить цветы.

Объяснение выглядело вполне логичным, но любой выход за рамки заранее продуманного плана приравнивался мнительным Андреем к катастрофе. Зачем лишний раз рисковать неизвестно ради чего.

— Они купят. — Андрей мотнул головой в сторону обитателей джипа.

Но в этом вопросе Кирсанов, что называется, уперся и решил отстаивать собственную точку зрения до победного конца. Голос мальчика звучал жестко и уверенно. Прежде Семирядину не приходилось слышать из уст Ивана ничего подобного.

— Нет, — произнес достойный своего покойного родителя Иван. — Цветы должен купить я сам.

— О, — усмехнулся Семирядин. — Как ты говорить научился…

— Как?

— Решительно. Как… хозяин. — Андрей старательно скрывал свои истинные чувства, опасаясь вызвать встречные подозрения Кирсанова-младшего. — А давно ли гонял игрушечные паровозики у наших с отцом ног, когда мы придумывали первые финансовые схемы?..

— Дядя Андрей…

— Что, Ванечка?

— Теперь я… — Пауза в словах Ивана длилась одно мгновение, но он намеренно акцентировал на ней внимание собеседника. — Я — не у ваших ног. Правда ведь?

Их взгляды встретились, и Семирядин неожиданно для самого себя первым отвел глаза в сторону. Ситуация была щекотливой. Положение спас появившийся из недр внедорожника парень-охранник. Заметив какое-то замешательство в компании босса и маленького мальчика, он шагнул на тротуар и молча распахнул заднюю дверцу автомобиля. Андрей переключил свое внимание на секьюрити.

— Ребята, тормозните у первого же банкомата. — При этом он ненавязчиво подтолкнул Кирсанова к джипу и нервно обернулся через плечо: — И не спорьте с мальчиком. Хозяин — он.

— Само собой…

Гнетущая тишина салона нарушалась лишь мерным посапыванием Мошкина. Вот уже на протяжении нескольких кварталов никто из присутствующих в автомобиле не нарушал этого устоявшегося молчания. Александр успел доходчиво объяснить депутату его ошибку. Возмущение Санчо, когда он узнал о том, что Лавр добровольно, без всякого принуждения, передал Кирсанова в руки Семирядина, не имело границ. Мужчины поссорились. Теперь каждый замкнулся в себе, оставшись наедине со своими мыслями. Да и о чем тут было разговаривать? Федор Павлович и сам уже корил себя за содеянное. Еще больше он досадовал на хитрого Андрея Матвеевича, визитку которого в настоящий момент и крутил в руках. Проворные, как у фокусника, пальцы теребили белый прямоугольничек. С другой стороны, Лавриков осознавал, что у него нет объективных причин для нападок на Семирядина. До тех пор пока мальчику не причинен вред, ситуацию можно было контролировать. Вопрос в том — как.

Время от времени Мошкин чуть поворачивал голову назад, как бы оценивая душевное состояние босса, а затем снова начинал смотреть в окно. Наконец помощник депутата не выдержал.

— Прости дураку, что нарушаю ход великих дум, но… — Санчо откашлялся в кулак. — Мог бы и посоветоваться, прежде чем мальчишку отдавать неизвестно кому.

Признавать допущенную ошибку вслух и тем самым ставить себя в глупое положение Лавриков не собирался. Одно дело — думать об этом и заниматься самоедством наедине с самим собой, и совсем другое — произносить себе приговор при свидетелях. Федор Павлович демонстративно отвернулся к окну и выпустил на улицу тонкую струйку дыма.

— Известно кому, — проворчал он в ответ. — Ваня его знает. И не против был.