Николай Леонов: Агония

Хан уже назвал номер, покосился на пистолет и, прикрыв трубку ладонью, сказал:

- Не бренчи нервами, одной мадаме скажу... - Видно, ему ответили, так как Хан сказал в аппарат: - Люси? А тебе может звонить и другой? - он подмигнул Корнею. - Я задержусь в "Астории", ночевать не приду...

Корней вырвал у Хана трубку, прижал к уху и услышал женский голос:

- Жоржик, ты обещал...

Хан сжал Корнею кисть руки, державшую пистолет, забрал оружие и, оставив Корнея у телефона, вернулся в комнату.

- Что за девка? Зачем звонил? - преследуя его по пятам, спросил Корней.

Хан подбросил на ладони пистолет, опустил в карман, взглянул на Корнея с интересом. Вдруг лицо молодого человека потеряло окаменелость, он улыбнулся, показав великолепные зубы. Даша вспомнила, что раньше, до убийства Сынка, улыбавшийся Хан нравился ей, и даже очень.

- Ас ней, - Корней кивнул на Дашу, - как поступим? С собой брать глупо, оставлять еще глупее.

- Обычно, дедовским способом, - в руке Хана сверкнул нож.

Даша метнулась к окну, пытаясь открыть.

- Брось, Паненка, шутим, - Корней подмигнул Хану, обводя взглядом комнату, мол, не здесь же кончать девчонку, шуму много. - Будем уходить, тебя с собой заберем, а из Москвы выедем - шагай на все стороны.

Даша понимала, лжет Корней, живой не отпустит, но и сейчас, здесь кончить не разрешит. Она открыла окно, села на подоконник, глянула с третьего этажа на булыжную мостовую и сказала:

- На шаг подойдешь, выпрыгну.

- Не стоит, Даша, - Хан поигрывал ножом, улыбался, и глаза у него были ласковые и усталые. - Все кончилось, а может, просто перерыв.

Хан, продолжая смотреть на Дашу, схватил Корнея за плечо, дернул к себе и ударил ножом в грудь. Даша прикусила ладонь, смотрела, онемев. Корней издал нечленораздельный звук, качнулся, но Хан держал его крепко за плечи, рукоятка ножа торчала из груди Корнея, по пиджаку и манишке текла кровь, лицо стало бледнее обычного, по щеке прокатилась слеза.

- Страшно? - Хан выдернув нож, вытер о пиджак жертвы, но с лезвия еще капала кровь. Хан ударил Корнея по лицу, сказал: - Открой глаза, сука. Тебя спрашиваю: страшно?

Корней приоткрыл глаза, увидел нож, свою грудь в крови, зажмурился. Хан вновь залепил ему пощечину.

- Умрет от страха, сука, так я за него, как за человека, отвечу. Обидно? - он продолжал держать перед лицом Корнея кровавый нож, подмигнул Даше. - Ишь как переживает! Жизнь-то, оказывается, не так дешева?

Корней открыл глаза, вцепился взглядом, пытаясь сориентироваться в обстановке. С ножом и кровью какой-то камуфляж, он не ранен... Что же это значит?

- Лизни, Корней, - Хан сунул ему нож в лицо. - Ударю, - и Корней покорно лизнул лезвие. - Соленая? - полюбопытствовал Хан. - Не краска, кровь настоящая, только что не человеческая...

- Сынок! Колька Сынок! - неожиданно закричала Даша.

- Какой еще Сынок! - защелкивая на Корнее наручники, рассмеялся Хан. Николай? В цирке, наверное, где же еще? - он толкнул так и не пришедшего в себя Корнея в грудь, и тот упал в кресло. - Давно приметил, - вытирая руки платком, философски изрек Хан, - у трагедии часто комический конец, - он, сотрудник уголовного розыска Степан Сурмин, не знал, что Константин Николаевич Воронцов умер. - Возьми на память, Даша, - Хан протянул девушке нож, лезвие которого легко утапливалось в рукоятке, выпуская из нее кровь.

- Корней, как же ты голос жены собственной по телефону не узнал? накопленное за последние дни напряжение прорвалось у Сурмина безудержным весельем. - Это же я Анне звонил, она подтвердила, что ты Дмитрия Степановича, сука, убил. Ты в ресторации сказал - я не верю, думаю, рисуешься. Даша тут подтвердила, а я сомневаюсь. Думаю, возьму тебя, а ты снова чистенький перед законом. Я и позвонил, как было оговорено, ты первую фразу Анны не слышал: "Твоего друга митрополит ждет". Ты сам-то, Корней, не забыл, что на вашем обезьяньем языке митрополитом председателя суда зовут? - веселился Хан.

В прихожей раздались шум, голоса и визгливый возглас хозяина квартиры:

- Я и шел вас предупредить, Иван Иванович. Позвонить-то нельзя, слышно в комнате. Осторожнее!

Мелентьев быстро вошел в комнату, окинул всех цепким взглядом, кивнул Сурмину, будто виделись недавно, подошел к Даше, обнял за плечи, прижал к себе и вздохнул.

- Вы что? - Даша отстранилась.

Сурмин вновь преобразился, смотрел испуганно, С надеждой, сомнением и обидой. Мол, как же так, все должно быть отлично.

- Да, Степан, - Мелентьев постучал пальцем по сердцу, - лучшие всегда погибают первыми.